На афишной тумбе были наклеены рекламные объявления: «Компания Зингера», «Коньяк Шустова», «Угрин от прыщей», «Пилюли Ара». Вперемешку — театральные афиши.
— Беритесь, беритесь, братцы, она легкая, — высоким голосом кричал Матвей и вместе с другими дружинниками наваливался на тумбу.
Качнувшись, она падала, и ее подкатывали к строящейся баррикаде. Мужчины и женщины, старики, дети — дружно строили баррикаду. Сюда сваливали скамьи, колеса, железные решетки, бочки, ящики, бревна.
— А ну, взяли!
Валили трамвайные столбы.
Работали весело, со счастливым чувством свободы.
— Сумасшедшие! Что вы вытворяете! — кричал в ужасе продавец газетного киоска.
Рабочие плечи нажали на киоск, продавец вывалился из него, а киоск тоже покатили к баррикаде, рассыпая по пути «Биржевку» и «Русские ведомости».
Снимали с петель узорчатые чугунные ворота угрюмого особняка. Седобородый швейцар, выбежав на улицу, безуспешно пытался остановить рабочих, преградить дорогу… Куда там!
Смотрели сквозь зеркальные окна на происходящее и сами хозяева особняка.
Матвей помогал опутывать баррикаду проволокой.
Баррикаду обливали дымящейся на морозе водой, которую передавали ведрами по длинной цепочке из рук в руки.
— Хлебушка… — Матвей достал из кармана и протянул кусок хлеба жалкому старику, который тоже помогал строить баррикаду.
— Матвей! Сбегай-ка в «парламент»…
Ему дали пакет, и Матвей так же весело, как строил баррикаду, побежал передавать пакет в штаб, на Малую кухню.
Матвей бежал по улице, а навстречу вели пойманных и разоруженных городовых.
Он проходил мимо плаца, а на плацу шли учения — рабочие поспешно овладевали винтовкой.
Он сворачивал в переулок, а у булочной устанавливали дежурство вооруженных дружинников.
Впервые в жизни Матвей чувствовал себя счастливым. Он был частичкой, песчинкой революционного вихря и, кажется, только и жил для этих минут, для этих дней…
Это ощущение счастья, свободы, вдохновения охватило всю рабочую Пресню.
Рабочая власть. Совет, большевики — вот кто стал хозяином жизни!
Она формировалась — рабочая власть. Распределялись наиважнейшие, самые первоочередные дела: кому вести в бой отряды, боевые дружины, кому заботиться об их питании, кому ведать охраной штаба, кому быть казначеем, кому заботиться о населении, о работе булочных, кому войти в состав трибунала, который будет вести борьбу с врагами, с предателями и шпионами…
Поднялась вся рабочая Москва, но Пресня была главной крепостью восстания, а на Пресне главными были трехгорцы, они стали основной силой восставших рабочих.
Матвей вошел в здание Малой кухни.
В «парламенте» стоял густой махорочный дым. Здесь получали задание и уходили, а на смену являлись новые и новые отряды.
Тот человек, что произносил речь перед толпой на площади у Большой кухни, взял у Матвея пакет и, распечатав, стал читать.
В это мгновение послышался первый орудийный выстрел. Люди беспокойно переглядывались. Послышался второй, третий выстрелы…
— Начали!.. Все товарищи по своим местам. Передайте приказ держаться во что бы то ни стало.
Отряды расходились.
Матвей, не зная что ему делать, стоял, ожидая распоряжений.
— А вы, товарищ Матвей, можете возвращаться на свой пост…
Баррикада теперь совсем не походила на ту, что оставил Матвей уходя.
Она была уже окутана дымом взрывов. Относили к ближайшему дому первых раненых. Люди сменяли друг друга, передавая оружие — на каждую винтовку, на каждый револьвер были десятки безоружных.
Баррикада эта находилась рядом с зоологическим садом, и в перерывах между стрельбой слышался испуганный рев зверей.
Матвей переходил от одного дружинника к другому — где попросит ружье и, не обидевшись на отказ, отойдет, где и так постоит, просто потопчется — не дадут ли?
— Матвей! — раздался окрик со стороны баррикады. — Мотька! Ты что без дела стоишь? Давай камни тащи! Не видишь — пробоину заделывать надо…
И Матвей, радостный от того, что снова стал нужен, тащил камни к месту, где баррикада была разрушена взрывом.
Он носил и носил, беззаветно, самозабвенно, эти камни, и доброе его лицо светилось улыбкой — нужен Матвей людям, нужен…
А в сторону Пресни шли царские войска.
Выгружались из вагонов на Николаевском вокзале свежие воинские части, присланные из Петербурга. По скользким доскам трапов сводили из теплушек лошадей. Скатывали орудия с платформ.
И шли, шли по Москве, по пустым улицам, под испуганными взглядами обывателей, смотревших сквозь щели ставень, шли на усмирение солдаты. Устанавливали орудия, наводили прицелы. Готовились к прорыву.
Вот ударила первая пушка. И — пошло, пошло…
…Отходили на Пресню разбитые царскими войсками боевые дружины других районов…
Били орудия. Снаряды рвались на улицах, в корпусах фабрик, рвались на баррикадах, посылаемые туда прямой наводкой.
Все больше становилось раненых, все труднее было заделывать под огнем пробоины.
Дружинникам иной раз удавалось пробраться по дворам и закоулкам, по крышам и чердакам и, неожиданно свалившись на противника с тыла, обратить его в бегство. Но ненадолго. Получив подкрепление, солдаты снова наступали.