Данута впервые за весь путь подняла глаза. Красота Варшавы не могла оставить её равнодушной даже теперь, когда её сердце рвалось на куски, а в висках билось одно родное имя: Филипп. Глядя в окно кареты, она узнавала знакомые улицы и здания города, где ей приходилось бывать частенько, когда они выезжали из имения, и это отвлекло её от дурных мыслей. Она невольно залюбовалась улочками этого города, вспоминая при этом, где она уже побывала и где ещё предстояло побывать. Городские пейзажи отвлекали её от собственных проблем, навевали хорошее настроение, к тому же Данута страшилась приезда в графский дом, не зная, как её встретят, что скажет ей муж и что она должна говорить при сложившихся обстоятельствах. Кто знает, что придумает граф Собчак – может, захочет её наказать? Самым страшным для неё наказанием было бы запрет видеть сына. А ведь только ради него она и возвращалась в ненавистный дом. Она чувствовала, что сердце выскакивает из груди. Ей хотелось хоть немного оттянуть роковую встречу. Кажется, она ещё не готова к ней. Поэтому Данута попросила возницу повозить её по городу, чтоб немного успокоиться.
Они проехали по Свентояньской улице мимо собора святого Яна – старейшего костёла Варшавы 13–14 веков, мимо ренессансного костёла ордена святых отцов-мезуитов, посвящённого Божьей Матери, покровительнице Варшавы.
Рынок – центр старого города, его сердце. Отсюда открывается живописный вид на крепостные стены, готические костёлы, фасады старинных построек. Здесь стоял самый высокий на площади дом № 36, называемый «Под негритёнком». Его построил итальянец Якуб Джанотти и на фасаде была голова негритёнка.
К Висле вела самая маленькая варшавская улочка – Каменные ступеньки. Неподалёку, на улице Кривое колесо, были крепостные сооружения с остатками древней круглой башни. Отсюда открывался живописный вид на Вислу. Здесь же находился символ Варшавы – русалка. Будто бы в старину она предсказала рыбакам, что здесь будет великий город.
Данута окликнула кучера и сказала, чтобы он проехал по красивейшей варшавской улице – Королевский путь. Это был давний торговый шлях из Краковского предместья. Они проехали мимо памятника Адаму Мицкевичу, поостренному на пожертвования горожан. Далее стоял дворец Радзивиллов. С 1818 года здесь располагалась резиденция наместника Царства Польского.
У дворца Сташица начиналась улица Новый свет, она вела к площади Трёх крестов, на которой возвышались две колонны с позолоченными крестами и фигура Святого Яна, покровителя дорог и мостов. Здесь же был костёл святого Александра, возведённый в начале 19 века в честь приезда Александра I.
Затем начинались Уяздовские аллеи, а рядом – Уяздовский парк, где проходили народные гуляния. Аллеи заканчивались на площади «На распутье» – перекрёстке четырёх дорог. Они поехали по утопающей в зелени улице Агрикола, мимо памятника Яну III Собескому, мимо дворцово-паркового ансамбля Лазенки (он был одним их крупнейших в Европе), мимо дворца Бельведер[48]
.Но сколько ни кружи по Варшаве, сколько ни тяни время, а свидания с мужем не избежать…
Данута вновь переступила порог дворца своего мужа графа Собчака. Здесь было всё, как прежде, словно она и не уезжала. Те же лица, те же стены, та же роскошь графской усадьбы.
– Езус Мария! Графиня пожаловали! – разносилось по этажам графского дворца. Невозможно было понять – слуги удивляются или радуются. Впрочем, ей было всё равно.
Единственной отрадой была для неё встреча с Янеком и Варей. А вот рандеву с мужем было не столь приятным.
– Что, вернулась, гулящая? Как погулялось? Где же ваш, простите, кобель в погонах? Ах да, я слышал, он в острог за государственную измену посажен. Забавная история, – произносил он, оттачивая каждое слово, чтобы ей было больнее, – и что же вы далее думаете делать, как жить с клеймом падшей женщины? Скоро вся Варшава будет говорить о твоём падении.
Данута молчала. Она тщательно пыталась не заплакать перед Собчаком. Справившись с эмоциями, она произнесла:
– Беру пример с тебя. Ты же тоже месяцами отсутствуешь, где-то проводишь время с чужими женщинами. Вот и получи. А если Варшава и будет что-то говорить, то не столько о моём падении, сколько о твоих рогах.
Лицо графа побагровело, налилось кровью, он закричал:
– Под замок! Больше ни шагу за порог! Никуда не выйдешь! И ребёнка мне родишь, чтобы, пузатая, не бегала по любовникам!
Малгоша тихонько шла по устланному коврами коридору графского дворца. Как обычно, она подслушивала под дверями то там, то сям, чтобы быть в курсе всех дел. Вернулась графиня после долгого отсутствия, было интересно, что же происходит между ними. Она подошла к дверям кабинета графа, откуда доносился разговор, и прильнула ухом. Ей явственно послышались голоса – один принадлежал Собчаку, второй… Нет, это была не Данута. Это была мать Малгоши, пани Ванда.
– Я решил отдать нашу дочь замуж, – твёрдо сказал он.
– Но, Анджей…