Долгие поиски

— Вполне естественно: последнее время на занятиях я обменивался со студентами не столько мыслями, сколько вирусами.

— Вы философию преподаете?

— Политэкономию.

— Ну что же, надеюсь, через неделю вы вернетесь к обмену мыслями. Антонина Ивановна, тетрациклин, эфедрин, термопсис, больничный лист.

Что бы я делал без Антонины Ивановны?! Пока я записываю в карточку, она пишет рецепты. Мне остается только расписываться, да и то не всегда: в представлении Антонины Ивановны выстроилась иерархия лекарств — эфедрин она считает возможным подписывать сама, хотя и моей фамилией, а под отхаркивающей микстурой с термопсисом требуется моя собственноручная подпись.

Степан Аркадьевич записал в книжечку, чего и сколько раз принимать, и вышел такой же подтянутый, как вошел.

— Следующий к Бельцову! — прокричала Антонина Ивановна.

Дверь открылась почти бесшумно, из-за простынь показалась женская головка.

— Можно, да?

— Вы к Бельцову?

Ручка повертела номерок перед близорукими глазами.

— Да, тут что-то в этом роде написано.

Меня передернуло, но я сохранил радушную улыбку:

— Тогда пожалуйте сюда.

Дама вкрадчиво внесла свое молодое, но уже начавшее полнеть тело.

— Понимаете, доктор, грипп у меня, конечно, тоже, но не в нем дело.

Вступление не предвещало ничего хорошего.

— Талышева… Я так обрадовалась, увидев новую фамилию: может, хоть вы мне поможете.

Я сделал жест, означающий, что постараюсь, но всемогущ один господь бог.

А вот и карточка. Талышева Зинаида Павловна, 31 год, — а карточка пухлая и растрепанная, как у безнадежного хроника. Грипп, варикозное расширение вен… ангина… трофическая язва…

— Итак, что вас привело?

— Само собой грипп, но я уже тетрациклин принимаю, вы мне по гриппу только больничный дайте, и все. Я с вами хочу о другом посоветоваться: я замучилась со своими ногами.

— Я видел в карточке: у вас варикоз вен. Этим хирурги занимаются.

— Доктор, не отнимайте у меня последнюю надежду! Я уж не говорю о вашем поликлиническом хирурге, тот меня просто смотреть не хочет, с порога кричит: «Оксикортом мажься!» Но я и в больнице лежала, операцию перенесла: всю ногу исковыряли! Через год считайте — то же самое, будто не резали.

— Погодите, Зинаида Павловна, не волнуйтесь, давайте сначала кончим с гриппом. На что вы жалуетесь?

— Я же вам говорю: голова болит, кашляю, сморкаюсь.

— Температура?

— Тридцать семь и пять вчера было.

— Антонина Ивановна, дайте больной, пожалуйста, градусник.

Антонина Ивановна закипала. В сердцах она выдернула градусник из стаканчика с карболкой, стряхнула капли мне на рукав. Я поспешил перехватить у нее градусник и сам отдал Талышевой, чтобы Антонина Ивановна не дай бог не нагрубила как-нибудь.

— Вы, Зинаида Павловна, пока посидите за простыней, а я приму следующего.

— Но и так же ясно!

— Ну прошу вас!

— Пожалуйста!

Она удалилась, умудрившись хлопнуть за собой занавеской.

— Следующий к Бельцову!

Следующей оказалась моя повторная больная. Фамилии я редко запоминаю, но лицо и диагноз помню. Эта женщина прошлый раз меня поразила сочетанием молодого лица и старых рук.

— Здравствуйте, как ваш грипп?

— Выписываться пришла, доктор. Хватит. Конечно, слабость еще, насморка остатки, да ведь сейчас у всех насморк. Надоело дома.

Антонина Ивановна подтвердила авторитетно:

— Грипп такой в этом году: кашель и насморк долго держатся.

Выписываю я охотно. Большей частью без всякого осмотра: инстинкту пациентов доверяюсь. Выработался даже особый автоматизм выписки — в графу  о к о н ч а т е л ь н ы й  д и а г н о з  ставлю: «Тот же», в графу  п р и с т у п и т ь  к  р а б о т е  с — соответствующее число. И вся операция завершена в тридцать секунд.

— Всего наилучшего!

— Спасибо, доктор.

— Следующий к Бельцову!

Из-за простыни показалась Талышева:

— Теперь можно?

— Нет-нет, еще посидите с градусником.

Антонина Ивановна вышла в коридор сортировать больных: кого-то усадила мерить температуру, и за простыней начался кашель; впустила двоих выписывающихся, с которыми я расправился столь же стремительно; кого-то отослала искать карточку. Распорядившись, она вернулась с низкорослым, очень светлым молодым человеком, почти альбиносом. Он у меня четвертый раз — живой укор моей неумелости. Между прочим, студент. Вначале у него был грипп, как у всех. Но насморк и прочее очень быстро прошли, а головная боль осталась и вот держится вторую неделю. Давал все ходовые болеутоляющие — без толку. Давление все время нормальное.

— Как ваша голова?

— Болит, доктор. Немного меньше, но болит.

«Немного меньше» — это он оправдывается: ему уже самому неудобно, что лечат его изо всех сил, а он не поддается.

— Пробовал с такой головой заниматься — ничего не лезет.

Головная боль тем плоха, что ничем снаружи не проявляется. Приходится брать на веру. И совестливые люди иногда стесняются на головную боль жаловаться: боятся выглядеть симулянтами.

— До гриппа вы головными болями страдали?

— Нет.

— Знаете что, проконсультирую-ка я вас у невропатолога.

Сказал — и гора с плеч. Невропатологи тоже с такими болями плохо справляются, но это их дело в конце концов. Пусть помучаются.