Долгий путь любви, или Другая сторона

И зачем только накрасила с утра ресницы? Наспех нанесенный макияж почти не скрывал ни бледность, ни усталость, а потекшая тушь наверняка выглядела просто ужасно.

– Но Дашка очень открытая… и она легко сходится с людьми… Ты сам видел. Если вы будете общаться, она к тебе привыкнет. И полюбит… Пусть не так, как Павла… – в этом момент Саша почти ненавидела себя, – но ведь это лучше, чем ничего… Ты сможешь быть рядом, сколько захочешь…

Представила, что чувствовала бы сама, если бы кто-то предложил быть для дочери просто другом, – и содрогнулась. Страшно до жути. А ведь он уже однажды терял ребенка, ведь не случайно просил родить ему девочку. Значит, мечтал об этом?

Боль в груди сделалась почти нестерпимой, а выражение его глаз Саша никак не могла понять. О чем думает сейчас? Изливает неслышные проклятья в ее адрес? Заслуженно…

Повернулась к двери, желая как можно скорее избавить мужчину от своего общества, и проговорила напоследок:

– Я возвращаюсь с работы около семи часов. Можешь приехать в любой день, Даша сейчас не очень хочет гулять, так что мы почти каждый вечер дома.

Прежде чем выйти из кабинета, она снова провалилась в черноту его взгляда.

– Я постараюсь сделать все, чтобы вы подружились. Если ты этого хочешь…

Глава 35

Он не приехал ни в этот, ни в следующий день. И не позвонил. Саша занималась делами, готовила еду, пыталась расшевелить дочку, не переставая ждать. Вся будто обратилась в слух, чувствуя себя натянутой струной, готовой порваться от малейшего касания. Сердце замирало каждый раз, едва в подъезде раздавалось гудение лифта, и тоскливо сбивалось с ритма, когда она понимала, что опять ошиблась. И телефон молчал, хотя постоянно был на виду: так боялась пропустить звонок, что даже в ванную брала его с собой.

Спустя несколько дней тщетность собственных ожиданий стала очевидной, и Сашу накрыло новой волной боли, уже такой привычной, знакомой до оскомины. Откуда взялась уверенность, что он отзовется на ее предложение? Зачем ему лишние воспоминания?

А от своих было не избавиться. Только с новой силой наполнив ее сознание, они внезапно приобрели совсем другое значение, каким-то немыслимым образом оставив позади много лет терзающие страхи. Саша даже испытала некое облегчение. Она больше не шарахалась от машин, а зачастивший в начале весны дождь почти не вызывал никаких эмоций, разве что мешал спать по ночам, но бессонница и без того давно стала ее верным спутником.

Общаться с людьми на работе стало проще, обнаружились с ними общие темы для разговоров, хотя женщина по-прежнему предпочитала одиночество. Не нуждалась ни в чьем обществе, кроме Даши. Ей вполне хватало теплых, нежных детских рук, обнимающих по утрам, сладкого сопения и жемчужинок слез на пушистых ресницах во сне. О большем женщина не помышляла. Протрезвела, понимая недосягаемость мечты, случайно затрепетавшей в сердце после разговора с Анжелой. На короткое мгновенье позволила себе поверить в то, что чудо возможно, что в ее мир может снизойти прощение, и хрупкое, невесомое счастье не разбилось вдребезги, а все еще живо.

Увы, действительность совсем скоро доказала обратное. И Саша смирилась, принимая в свою жизнь горькую неизбежность. Теперь слишком хорошо знала, что острота ощущений сгладится со временем, боль засядет где-то глубоко внутри, чтобы возвращаться лишь сырыми, ветреными сумерками, когда от непогоды ноют старые шрамы. Другого пути у нее не было. Уверенность в этом лишь возрастала с каждым днем, сделавшись почти непоколебимой, и не было никаких поводов сомневаться.

Когда однажды вечером, выходя с Дашей из сада, наткнулась глазами на знакомую фигуру, застывшую у ворот детской площадки, сначала даже не поверила. Он не мог находиться здесь, куда ни за что бы не зашел случайно, и, сжав сильнее дочкину ладошку, Саша тоже замерла. Не находилось нужных слов, и объяснить себе причины его появления не получалось. С последней встречи прошла уже не одна неделя – слишком долго, чтобы «зреть» для разговора с собственным ребенком, если бы мужчина действительно этого хотел. Но он пришел именно к ним… Или к Даше?

Девочка потянула ее за руку, заставляя присесть, и зашептала на ухо:

– Мамочка, посмотри! Там Дима – дядя, с которым ты работала.

– Вижу, Дашунь, – Саша старалась не смотреть в его глаза, но не смогла не заметить, как пристально он рассматривал ребенка: впивался взглядом, полным каких-то непонятных ей чувств.

– Поздороваемся? – в последнее время после отъезда Павла Даша стала как будто более робкой, раньше ей и в голову не пришло бы просить разрешения.

– Конечно, солнышко. Мы же с тобой вежливые.

Дочка кивнула и, высвобождая ладошку, подскочила к мужчине.

– Привет! Что ты здесь делаешь?

В этот момент Саша порадовалась ее детской непосредственности, позволившей продолжать собственную болтовню, не дожидаясь ответа.

– Здесь мой садик. Только я в него не очень люблю ходить. Жалко, что маме нужно работать, и она не может все время быть со мной. А ты тоже кого-то забираешь?

Мужчина покачал головой, опустившись на корточки и оказываясь на одном уровне с лицом Даши.