– Да-а, медовуха у тебя знатная, – согласился Ратмир, наблюдая за тем, как Мирослава, кинув на лавку у двери его серый кафтан, стала неуверенными руками разливать напиток по чаркам. Вот она недоглядела, и медовуха в одной из чарок полилась поверх прямо на стол. Мирослава нахмурилась и со стуком поставила кувшин на деревянный стол. Потом посмотрела на Ратмира странным потерянным взглядом и неожиданно воскликнула:
– Нет моей мочи терпеть и носить это всё в себе. Я и, правда, очень люблю тебя, Ратмир! Всё для тебя готова сделать. Но, Христа ради, ответь мне только на один вопрос! Мне точно нужно знать – верно ли то, что говорят о тебе?
– А что говорят? И кто говорит? – крутя в руках чарку с напитком, с интересом посмотрел на неё скоморох.
Внезапно Мирослава упала перед ним на колени и взмолилась, сложив руки лодочкой перед собой: – Ратмирушка, сокол мой ясный! Поклянись мне на святом православном кресте, что ты не итальянский шпион! Что ты – простой, русский скоморох!
В горнице наступила звенящая тишина, и она увидела, как вдруг серые глаза Ратмира приобрели стальной оттенок. Он, не мигая, посмотрел ей в глаза и тихо спросил:
– С чего это вдруг ты взял, Мирослава? С кем ты такие разговоры вела?
– Не могу сказать тебе, Ратмирушка, не пытай меня, – всхлипнула женщина, не сводя с него умоляющих глаз. – Только скажи мне, что это не так! Ну не мог же ты, будучи урождённым и крещённым здесь, в православной вере, стать изменником и предателем?!
– Уж не дьяк ли Лаврентий внушил тебе такие мысли? – всё также тихо произнёс Ратмир, холодно глядя на неё. Странная усмешка пробежала по его губам: – Я ведь в тот день видел, как ты выходила из дверей Разбойного приказа. Но почему-то скрыла это от меня. А теперь требуешь от меня же какой-то непонятной правды. Разве это по-честному?
Мирослава, стоя перед ним на коленях, спрятала лицо в ладонях и глухо проговорила: – Не могу я ничего сказать, Ратмирушка. Одно знаю, что грозит тебе смертельная опасность…
– Я уже слышал раз это от тебя. Но и тогда ты мне не сказала – откуда опасность…
Мирослава замотала головой, не отрывая рук от лица: – Не могу, не могу, Ратмирушка! Поверь мне на слово…Но и любить изменника православной веры нашей тоже не могу и не хочу…
– Так и не люби. Я же тебя не заставляю, – пожал плечами Ратмир и, поднеся чарку с янтарно-оранжевой рябиновой медовухой к губам, в несколько глотков опустошил её.
– Значит, это правда, – упавшим голосом произнесла Мирослава и, отняв ладони от лица, потухшим взглядом посмотрела на скомороха. Затем тяжело поднялась с колен.
– Я никогда не утверждал этого, – негромко ответил Ратмир и, вздохнув, потёр пальцем переносицу.
– Но и не отрицаешь сейчас, – Мирослава села на лавку. Она взяла свою чарку с медовухой, пригубила её. Потом поставила на стол и тяжёлым взглядом посмотрела на скомороха: – Одно не пойму, как урождённый на Руси человек может предавать свою державу?
– А тебе никогда не приходило на ум, Мирослава, что порой держава предаёт своих сыновей и дочерей? И тогда им чужбина может заменить родную сторону… – Ратмир откинулся спиной к бревенчатой стене горницы, и устало смежил веки.
– Сама держава?! Или некоторые из её недостойных представителей? – уверенно возразила ему женщина.
Ратмир тут же открыл глаза и изумлённо посмотрел на собеседницу: – Да с кем же ты так разговаривала, Мирослава?! Я никогда не замечал за тобой таких мыслей.
– Это потому, что я никогда не могла представить себе, что человек, которого я полюбила, есть враг моей отчизны, – с сильнейшей досадой произнесла Мирослава и расстроено покачала головой: – Эх, Ратмир, Ратмир, как ты мог?! Ведь твоя родина здесь! Ты ведь и крест-то вон православный носишь! Значит, правду мне сказали, что твоя богопротивная вера позволяет тебе и твоим единоверцам выгоды ради двурушничать и лицемерить.
– Не делай поспешных выводов, – холодно усмехнулся тот и, легко поднявшись с лавки, направился к выходу. Подхватив с лавки свой кафтан, он оглянулся: – Прощай, Мирослава! Пусть у тебя всё будет хорошо. От всего сердца желаю тебе этого…
– Прощай, Ратмирушка, – огорченно прошептала женщина, со слезами на глазах наблюдая за тем, как с лёгким скрипом закрылась дверь вслед за ушедшим скоморохом…
Ратмир вышел на крыльцо терема, держа в правой руке кафтан, и направился к своей лошади, привязанной у небольшой изгороди. Рядом с лошадью стоял помощник конюха Фёдор и тщательно протирал её бока щёткой.
– Я тут, барин, без твоего разрешения дал ей овса и воды, – улыбнулся он Ратмиру, но, увидев его выражение лица, тут же озабочено спросил: – Всё в порядке, барин?
– Да, Фёдор, всё хорошо, – бесстрастно ответил Ратмир и, приторочив кафтан к седлу, легко взобрался на лошадь. Он с озабоченным видом осмотрелся по сторонам и, подстегнув лошадь, поспешил к воротам.
Фёдор проводил его долгим, внимательным взглядом.