Долгий путь в лабиринте

Все зашумели. Шагин поднял руку:

— Требования товарища Феликса Дзержинского понятны, пояснять не надо? — спросил он. — Тогда ставим точку. Берем новый лист.

Но Шагину помешали. С улицы донеслись голоса. Отчетливо слышался бас коменданта УЧК. Комендант не пускал в здание посетителя. А тот кипятился, кричал.

Председатель взглянул на Сашу:

— Разберись!

Саша пошла к двери.

— Гляди рукам воли не давай, — сказал вслед ей Олесь.

Все засмеялись.

Вот что увидела Саша, когда сбежала по лестнице к входной двери.

Расставив руки, комендант защищал дверь от ломившегося в нее пожилого бородача. В стычке участвовал и часовой, прикладом винтовки отпихивая посетителя от двери.

А бородач рвался вперед, вопил, выкрикивал ругательства.

Внезапно он отскочил, вскинул руку с толстым ременным кнутом.

— Стой! — закричал часовой и передернул затвор карабина. — Стой, контра, стреляю!

— Не смей! — воскликнула Саша.

Нырнув под плечо коменданта, она оказалась на улице. При виде ее бородач будто опомнился. Подобрав валявшуюся на тротуаре зеленую шляпу с перышком, зашагал прочь. Голова его была опущена. Он плакал.

Саша нагнала его:

— Говорите, что случилось?

Бородач в нелепой шляпе на взлохмаченной голове продолжал шагать, будто не слышал.

Саша забежала вперед, загородила ему дорогу.

— Я из ЧК. Меня послал главный начальник узнать, в чем дело. Что у вас случилось, товарищ?

3

Это была странная пара — маленькая девушка с пистолетом на поясе и бородатый гигант с кнутом под мышкой. Девушка шла по мостовой широким уверенным шагом, биндюжник семенил рядом, наклоняясь к спутнице, что-то объясняя. При этом он то и дело стаскивал свою шляпу, поправлял перо и вновь нахлобучивал ее на голову.

Так они пересекли город и оказались на берегу реки, у длинного пологого мыса. Глинистый грунт мыса был исколот острыми копытцами баранов и коз. Кое-где в ложбинках белели рогатые черепа.

На этом мысе останавливались на водопой стада, перегоняемые гуртоправами с далеких пастбищ на городскую бойню. Здесь же поили коней проходившие через город кавалерийские отряды.

Сейчас на мысу находился табун лошадей. Тут же стояли две фуры с тюками прессованного сена, мешками овса. Несколько красноармейцев, только что спешившихся, расседлывали лошадей.

Саша разыскала командира.

— Я из ЧК, — сказала она и развернула свой мандат.

Молодой кавалерист, в кожаных галифе и английском френче, перетянутый ремнями, на которых висели шашка и маузер в полированной деревянной колодке, с болтавшимся на шее крохотным театральным биноклем в черепаховой оправе, внимательно прочитал бумагу.

— Добро, — сказал он, возвращая мандат. — Слушаю, товарищ комиссар, какая до меня будет нужда?

— Откуда кони?

— Реквизированы в селах для Красной Армии. — Кавалерист положил ладонь на пристегнутую к поясу полевую сумку. — Приказ, ордер, другие документы в полной справе. Давай присядем, все покажу.

— Не надо, товарищ. Я вот по какому делу. — Саша кивнула на бородача. — У этого гражданина воры свели лошадь. Со своим горем он пришел к Советской власти. Он из бедняцкой семьи. Лошадь — это все, что он имел. Ему надо помочь. Вот я и привела его к вам. Надеюсь, что вместе…

— Нема у нас лишних коней, — прервал Сашу кавалерист. — Нет и не предвидится.

— Что же делать?

— Не знаю.

— Может, какой-нибудь не подходит для Красной Армии, — осторожно сказала Саша. — Брак или еще что… Гражданин пришел в ЧК просить помощи! Вы можете это понять?

— Отчего же, очень хорошо понимаю. Сам был бойцом эскадрона ЧОН. Все понимаю, товарищ комиссар. А коней лишних нема.

И кавалерист приложил руку к козырьку фуражки, давая понять, что разговор окончен. Саша сказала:

— Весь привоз знает — биндюжник, у которого украли коня, обратился в ЧК за помощью. Привоз ждет, чем кончится дело. — Она коснулась пальцами смешного бинокля на груди командира. — Хочешь, подарю тебе морской «цейсс»?

— Чего? — не понял командир.

— Бинокль подарю, морской. Вот такой! — Саша раздвинула руки, показывая, какой у нее бинокль. — Подумай, друг, сотни людей на привозе ждут, с чем этот дядька придет из ЧК!..

Кавалерист с ненавистью поглядел на биндюжника. Казалось, вот-вот вцепится в него.

— А ну, — вдруг сказал он, — ну-ка, показывай свои руки!

Возчик оторопело взглянул на Сашу.

Кавалерист схватил его руки, повернул ладонями вверх. И ладони, и мякоть пальцев были покрыты сплошной серой коркой мозолей.

— На четвереньках бегал, что лир — пробормотал конник.

— Га? — не понял биндюжник.

— Дура, — укоризненно сказал кавалерист. — Эх ты, дура зеленая. Как же умудрился проворонить коня? Или горилки нажрался?

Бородач замотал головой. Жалкий, с безвольно повисшими вдоль бедер ручищами, стоял он перед конником и Сашей и тяжело дышал.

Командир достал из сумки список, стал изучать его, Наконец выбор был сделан.

— Шамрай! — позвал он.

— Ну, слава Богу! — прошептала Саша.

Она перехватила напряженный, взволнованный взгляд старого возчика, озорно подмигнула. Биндюжник просиял. Отвернувшись, шумно высморкался.

— Чего это вы? — сказал кавалерист, складывая список реквизированных лошадей.

Саша не ответила.