Долгий сон

В молчании приятели дошли до перекрестка, откуда им было в разные стороны. Рыбий Пуп брел домой в задумчивости. Услышав автомобильный гудок, он оглянулся: по пыльной улице ехала синяя открытая машина, в ней сидела белая женщина, черноволосая, накрашенная, молодая. Он остановился и проводил ее глазами. Машина скрылась за углом.

— Эх, черт побери! — прошептал он.

XIII

Давно улегся ужас, вызванный в Клинтонвиле зверским убийством Криса, как вдруг природа, одно за другим, обрушила на город бедствия, которые возродили в обитателях Черного пояса ощущение суеверного страха. Началось с засухи: она выжгла поля, запорошила улицы и дома налетом тонкой пыли, потравила зелень до жухлой желтизны, избороздила трещинами глину по берегам реки, выпила пруды и обнажила русла ручьев, затянула город дымной мглой. На смену засухе пришли дожди, небывало обильные, проливные, — размывало дороги, сносило мосты, реки и ручьи вышли из берегов. У многих домов подмыло фундамент.

— Солоно приходится людям, знаю, — важно и не без недовольства говорил Тайри, — зато мне и горюшка мало. Случись пожар или наводнение — все равно мне хоронить. Дела идут вовсю. Вот купил шесть квартир, буду сдавать; «Бьюик» себе новенький приглядел.

Эмма, однако, была настроена иначе. Дожди лили не переставая, и она делилась с сыном соображениями, полными темных намеков.

— Неспроста зарядила непогода, это Господь вещает человекам.

— Насчет чего вещает-то, мам? — весело спрашивал Рыбий Пуп.

— В грехах мы погрязли, вот насчет чего. Остерегает нас.

— Что белые Криса убили? Ты про это?

— Это одна сторона, а еще есть другая, — загадочно изрекала она.

Он притворялся, будто поглощен уроками, зная, что оспаривать чудные представления матери бесполезно. Она продолжала стрекотать о своем, и он склонял голову, словно бы вдумываясь в ее нелепые пророчества, а на самом деле размышляя, отчего Господь низвергает потоки воды как на белых людей, так и на черных, если его цель — остеречь одних белых.

— Мы-то ведь, мама, ничего такого не сделали, — напоминал он.

— Господь насылает свой дождь и на праведных, и на неправедных.

— Какой тогда смысл быть праведным, — говорил он и тут же спохватывался.

— Придержи язык, глупая голова, — сердилась она. — Думаешь, учебников начитался, так уж и про Бога можешь рассуждать?

Он отмалчивался, убеждаясь, что мир, каким его видит мать, недоступен его пониманию. (Как-то раз Тайри, заговорив про Эмму, пожаловался: «Хорошая у тебя мать, сынок, но уже годы дают себя знать. Оно так бывает с женщинами. Почему, не известно. Начнет лопотать невесть чего…»)

Рыбий Пуп ревниво оберегал ощущение внутренней независимости, которое волею случая нашло на него в ту ночь, когда убили Криса. Ему и прежде всегда бывало немного не по себе в присутствии матери, и он при первой возможности норовил удрать от нее на улицу: гонял мяч, удил рыбу, охотился, бродил по лесу, а бывало, и околачивался в бильярдных. А уж теперь, в эти дождливые дни, она донимала его особенно.

— Знаю-знаю, — ни с того ни с сего объявила она однажды. — О девочках начал задумываться. Смотри, парень!

В самую точку попала, как будто в мыслях читала у него. Вот свинство! Помечтать и то нельзя, сразу пронюхают.

Его бесило, как мать хозяйничает в доме. Он весь кипел, когда она спрашивала, нравятся ли ему новые тюлевые занавески, которые она повесила на окна; наотрез отказывался отвечать, идет ли ей новое платье; находил сто отговорок, когда она просила отыскать ей в каталоге цветы, которые она собиралась посадить.

— Какая муха тебя укусила, Пуп? — спрашивала она.

— Никакая, — огрызался он. — Что ты ко мне пристаешь?

— Нет, вы послушайте, как он разговаривает! — восклицала мать и многозначительно покачивала головой. — Я все вижу. Ты думаешь — нет, а я вижу!

— В чем же я, по-твоему, виноват?

— Мужчиной становишься — на то Господня воля, но ты берегись!

Он поднял голову от кухонного стола, на котором делал уроки, и с сочувственной усмешкой смерил ее глазами.

— Над Господом, парень, шутки плохи, — выговаривала она.

— Ну что ты, мам, — сказал он, чтоб отвязаться.

— Мать учит его, а он зубы скалит, — не унималась она.

— Мама, чего тебе надо от меня? — разозлился он.

— Чтоб из тебя вышел мужчина, а не нехристь.

Однажды прачка обнаружила в кармане его грязной рубахи окурок, который он там оставил по забывчивости. Когда он вернулся в тот день из школы, мать встретила его в передней.

— Зайди-ка в гостиную, сынок, и сядь, — велела она.

По голосу было ясно, что ему предстоит выволочка. За что бы это? Она привела его в гостиную и встала перед ним, прямая и грозная.

— Значит, курить начал, сын?

Он широко открыл глаза. Неужели она его видела где-нибудь с сигаретой?

— Почему? Нет, — соврал он.

— Будешь стоять тут и врать мне в глаза, бессовестный? — вспыхнула она.

Ее неподдельный гнев озадачил его. Как же она узнала? Уж он ли не старался соблюдать все предосторожности — резинку всегда жевал, чтобы не пахло табаком изо рта…

— Подумаешь, курнул один разок, — решился он на частичное признание.