Не считала удары. Краем сознания только уловила, что давно уж за полсотни, когда знакомая даже на ощупь рука коснулась головы и волос:
— Ну все, Катеринка, подымайся… пошли домой…
Он вошел незваным и нежданным — теперь Степан виновато отводил глаза не от жены с тещей, а от Ивана, расширенными глазами смотрела на огромного мужика еще не отошедшая после собственной порки Светка… А Катерина, тоже не глядя на него, равнодушно накинула рубашку, натянула платье и также отрешенно пошла следом за ним, не забыв в дверях остановиться и поклониться хозяевам дома.
Не успела затвориться за ними их собственная домашняя дверь, как Иван тяжко бросил:
— Прости меня, Катеринка… Хотел, чтоб без пересудов… прости за чужую лавку… Я хотел…
— Не надо, дядюшка Иван! — она подняла на него глубокие ясные глаза. — Я все понимаю… На той неделе мне к кому идти, на чьей лавке распинаться?
— Ну перестань же, Катеринка! — скрипнул зубами Иван.
Она повернулась к нему и посмотрела снизу вверх, не доставая головой до плеча и все равно глядя как глаза в глаза.
— Хорошо… Не буду. Я всегда тебя слушалась. Только напомни, как надо слушаться!
Он понял ее… Медленно кивнул:
— Напомню…
А она сделала шаг навстречу, не стесняясь никого и ничего, закинула руки ему на шею, обвила и прижалась горячим телом к широкой груди:
— Не хочу на лавке… От чужой пока еще живот стыдом сводит… Хочу на кровати… На твоей…
Почти оттолкнула, метнулась в сени, тут же вернулась с тяжелым пуком мокрых прутьев. И металась на Ивановой кровати, бесстыдно и жадно раскидывая ноги, то снова судорогой плотно сводя ляжки, подбрасывая зад, подметая спину волной волос и хрипло, надрывно и сладко считая:
— Двадцать… двадцать пять… Еще-о-о!!! С-сымай кожу с зада-а-а!!! Со-орок…
Обмякла на семидесяти, в мягком тумане парилки очнулась, с рычанием дикой кошки повела бедрами под его руками, что втирали мазь в исполосованную наготу, нашла силы поймать эти сильные руки, завести под голодные без ласки груди и призывно вскинуть зад:
— Бери меня…
Тихо и сладко улыбнулась от мимолетной боли между ног, и снова проваливаясь в забытье, счастливо слушая несвязное бормотание своего мужчины:
— Никаких чужих, красочка моя… любовь моя… все сам… только сам… теперь всегда сам…
След Медведя
Автору «Будней империи» — с огромной благодарностью!
Где-то очень далеко, аж в другом углу кабинета и за тридевять земель от нее, сопел и пыхтел над горячим кофе любимый начальник. По столу в художественном беспорядке ворошились бумаги и бумажки — деловая активность должна была потрясать на дистанции в километр! Потому что Сашка была занята куда более интересным делом — вывела на экран компьютера недавно присланный друзьями рассказ Медведя и теперь, прикусив от восторга губы, наслаждалась каждой строчкой…
«Не знаю, как ее звали прежде, здесь же она получила имя Тина и успела к нему привыкнуть. Она давно смирилась со своим положением, которое, похоже, было ей совершенно не в тягость. Есть прирожденные музыканты, художники, зодчие. Тина была прирожденной рабыней, счастье и предназначение которой состояло в служении господину…»
Покосилась в сторону начальника… Незаметно и осторожно… Вздохнула — нет, на императора он никак не походил… Даже на господина средней руки тоже. А вот дядя Паша с охраны! Не император, но с виду — солиднейший господин! Аж оторопь берет, как из под бровей глянет… Хотя откуда мне знать, какие они были, настоящие императоры… Может тоже лысоватые, но уж точно без очков.
— Сашенька, почему у вас опять бумага в принтер не заправлена? Ну сколько можно говорить, чтобы проверяли!
Вздрогнула, зашуршала в боковой тумбочке, вытащила из пачки бумагу…
— Извините… Уже готово!
«Специально для нее на стене висела тяжелая плеть примерно двух локтей в длину, свитая из восьми толстых узких ремней. В обязанности Тины входило хорошенько смазывать плеть жиром, и если я находил, что та пропитана недостаточно, Тина получала дополнительное наказание…»