Она вздрагивает, только сейчас заметив мое присутствие, и поспешно убирает в карман фотокарточку, которую разглядывала, а в это время на экране Салли из «Корпорации монстров» пытается вернуть девочку-найденыша домой. Глаза Чарли заплаканные, а мультик она не смотрит. Это лишь фон, который помогает ей спрятаться. Я сама беру пульт и вдвое убавляю звук. Чарли не шевелится.
— Мороженого?
— Нет. Хотя… Да, можно. С шоколадной крошкой.
Я иду на кухню и возвращаюсь с двумя вазочками с пломбиром. Одну протягиваю ей. Какое-то время мы сидим в тишине, Чарли остервенело ковыряется ложечкой в мороженом, заглатывая его огромными кусками, словно участвует в состязании на скорость. Несколько капелек падает на диван. Мне хочется сказать ей, чтобы не спешила так, а то горло заболит, но, покосившись на нее краем глаза, я так и не решаюсь начать разговор первой.
— Что происходит с людьми после смерти? — спрашивает она через четверть часа.
Я облизываю губы, забираясь повыше на диван. Мы касаемся друг друга коленками. Я бы обняла ее, но я не сильна в тактильности. Для меня большая загадка, когда люди ждут от меня физического контакта, и, чтобы не возникло неловкости, я вообще редко дотрагиваюсь до собеседника. Удивительно, но из-за этого неловкость наоборот возникает.
— Они… они ведь не исчезают? — взволнованно продолжает Чарли. — Они ведь не могут просто исчезнуть, да? В смысле, мы, конечно, больше не можем их видеть, но где-то они еще есть? Должны же ведь они где-то быть! Потому что если нет… — ее нижняя губа дрожит, — если нет…
Из памяти проступает осунувшееся лицо моего отца, каким я запомнила его перед смертью: желтоватая пергаментная кожа, но еще теплые щеки и мудрый взгляд. Где он? Его тело под землей уже давно стало прахом, больше нет ни щек, ни глаз, даже костей уже больше нет. Но сам-то он где? Что значит умер?
— Какая-то часть тех, кто умирает, всегда остается с нами, — говорю я. — Ну, хотя бы потому что если бы не они, мы бы не были собой. Мы бы собой не стали. Как… ну я не знаю, как фигурки из глины, мы сформированы отпечатками чужих слов и чужих поступков. Можем ли мы сказать, что сегодня мы те же, кем были вчера, если меняемся непрестанно? Что такое смерть в мире, где все взаимосвязано?
— По-моему, бред, — раздраженно фыркает Чарли, дергаясь вправо, и я понимаю, что вышла осечка. Одно дело понимать людей, а совсем другое говорить нужные вещи в нужное время.
— Возможно, — сконфуженно улыбаюсь я. — Не знаю.
— Просто это ведь нечестно, да? Почему люди, которых ты любишь, уходят не вместе с тобой, а когда им вздумается? Получается, всю жизнь мы только и делаем, что встречаем новых людей, а потом все равно их теряем. Все, кого мы любим, нас бросают.
— Не думаю, что смерть значит конец, — мягко говорю я. В голову, как по закону подлости, приходят исключительно шаблонные фразы. Да уж, я дочь своей матери.
— Да дело не только в смерти! — Чарли перегибается через подлокотник и небрежно бросает пустую вазочку на пол. — Просто… просто зачем говорить «я никогда тебя не оставлю» и тому подобную чепуху, если заранее знаешь, что оставишь?! Это нечестно… нечестно, — она всхлипывает, отводя взгляд в сторону.
— Ох, Чарли-Чарли, — качаю головой я, а глаза у меня уже на мокром месте, и в горле стоит ком, который я все сглатываю и сглатываю, но встал он намертво.
— Вы… вы так похожи на мою маму, — сбивчиво произносит она, лишая меня последних крупиц самообладания. Я крепко сжимаю ее в объятиях, и мое дыхание становится таким прерывистым, будто весь воздух выходит из дыры в животе.
Я лезу в карман за платочком, но пальцы нащупывают что-то другое. Какую-то бумажку. Развернув ее за спиной у Шарлотты, я читаю следующие строчки:
Я могу вам помочь. Сегодня, в 7, Грин парк роуд, 13/2. Приходите одна. Б. Андерсон
И, сжав бумажку в кулаке, я замираю пораженная, чувствуя, как бьется сердце в груди этой девочки, такт в такт с моим.
И уже в 18:30, в кафе, расположенном в доме 13/2, я ломаю голову над тем, что все это значит, ожидая нашей встречи.
Когда я выходила из дома, начался дождь. Этого следовало ожидать: серое небо уже несколько дней угрожающе нависало над городом, обратив в свою серую религию дома, дороги и случайных прохожих. Улицы словно стали картинками из черно-белого кино. Как и все вокруг, я смотрела себе под ноги, чувствуя, как холод забирается под воротник пальто, целуя меня в шею, а ноги месят дорожную слякоть. Ветер то и дело выворачивал наизнанку мой старый зонт, вырывая его из рук, а волосы путались в спицах. Пока я добралась до назначенного места, с меня ручьями стекала вода. Грудь сжимала необъяснимая тоска, и я сама не знала, что было ее причиной. То ли несчастье Шарлотты, то ли моя собственная жизнь, на которую грех было жаловаться.