Долго и счастливо? (СИ)

Но я замечаю. Для этого мне даже не нужно поднимать глаза: их взгляды я чувствую кожей. Возможно, будь они более расслабленными и менее зацикленными на мне, я смогла бы надеть маску беззаботности и сделать вид, что мне все нипочем. Скрывать свои истинные чувства давно стало моей привычкой. Но от меня ждут не этого, а я не смею обманывать чужие ожидания. Без маски я чувствую себя незащищенной, уколы взглядов окружают меня стеной, вызывая желание втянуть голову в плечи. Атмосфера навязчивой, если не сказать грубой, деликатности, какую можно наблюдать рядом со смертельно больным, сдавливает мне виски, а легкая беседа настолько бессодержательна, что приходится делать над собой усилие, чтобы слушать. Я бы давно нашла спасение в своей комнате, не будь мое двухнедельное затворничество истинной причиной этого странного пикника на траве.

— Когда я первый раз увидел море, — рассказывает дедушка Джо, — я был совсем мальчишкой. Осенью родители повезли меня и сестру в курортный городок к дальним родственникам. И пока они искали какой-то рыбный ресторанчик на пристани, мы с сестрой стащили туфли и носки и босиком побежали к самой кромке берега. Тогда было градусов двадцать, с моря дул холодный ветер, а дождик был колючий, как этот свитер, — просто удивительно, что мы не заработали пневмонию. Так вот, к чему я это…

Перейти к сути истории он не успевает. Пружинистой походкой к нам подходит Франческа. На ней пестрое платье и остроносые туфли на плоской подошве, в руке она сжимает аккуратную плетеную корзинку, и выглядит как картинка. Кажется мне это или нет, но все с облегчением вздыхают, как после удачной шутки, разрядившей напряженную обстановку.

— Франческа, мы только тебя и ждем, — радушно улыбается миссис Бакет, принимая у нее из рук корзинку.

Франческа виновато пожимает плечами. Улыбка не сходит у нее с лица.

— Простите. Ничего не поделаешь, меня прокляли в детстве, и теперь я обречена всюду опаздывать.

— Прокляли? — изумленно оборачивается бабушка Джозефина.

— Ага, — оживленно кивает Франческа и пускается в повествование. — Была у нас соседка, синьора Росси, злющая, беззубая, с клюкой и слюнявым мопсом под мышкой. Как-то мы с ребятами играли на улице в «слово или дело», и мне загадали пробраться к ней на задний двор и украсть стакан с ее вставной челюстью. На слабо меня взять было невозможно. Это и сейчас невозможно. Так что пока старуха была в душе я стаканчик-то и цапнула. Уже собиралась перемахнуть через ограду и бежать к ребятам, да чертов мопс, будь он трижды неладен, поднял лай, а потом и вовсе повис на моих шортах. Старуха в халате выскочила из ванной, схватила меня за плечи, начала трясти. «Maledetta! Чтоб у тебя всегда все не вовремя было, Скварчалупи! Проклинаю тебя!» Крик стоял — соседи так и прилипли к окнам. Вот с тех пор я вечно опаздываю.

— Надо же, — изумленно качает головой бабушка Джозефина.

— Нонсенс, — фыркает Вонка.

Франческа пожимает плечами и так грациозно опускается на красно-клетчатый плед, словно в ее теле нет ни единой косточки. Двигаясь с ленивой грацией воды, принимающей форму любого сосуда, ее тощие руки и ноги находят самое выигрышное положение. Она небрежно сбрасывает туфли и откидывает волосы назад, разглядывая тарелки с едой, разложенные на пледе.

— Миссис Бакет, что ни говори, потрудились мы на славу, — самодовольно улыбается она. — Все по первому классу, и никаких пошлых сэндвичей.