Долго и счастливо? (СИ)

С настороженным видом он, не моргая, смотрит в одну точку, словно играет сам с собой в «замри-отомри». Я терпеливо жду. Через пару мгновений Вонка резко встряхивает головой и с виноватым видом пожимает плечами:

- Нет! Ничего. Ничего. Ты не могла бы напомнить, а что именно ты сказала мне только что? – вкрадчиво просит он.

- А из-за чего ты чувствуешь себя отвратительно?

Он снова глубоко задумывается, но в этот раз ненадолго. Почти сразу его пауза завершается игривым смешком:

- Ты знаешь, а кажется, теперь мне намного легче. Видимо, это было что-то несущественное. Я как раз задумывался о желатиновой прививке шипучему вулкану и вдруг понял, что не могу сосредоточиться. Но теперь все благополучно разрешилось, Элли. Да, пожалуй. Я иду в Цех изобретений. Ты со мной?

Я не могу понять, действительно ли неприятный инцидент, произошедший с четверть часа назад, так быстро выветрился у него из памяти или он таким образом просто желает не возвращаться к нему снова. Но подобный способ решения проблем меня в любом случае не устраивает: как будто они исчезнут, если мы будем закрывать на них глаза.

Я собираюсь с духом, чтобы встретиться с ним взглядом, и решительно отрезаю:

- Вероятно, твое отвратительное ощущение неразрывно связано с тем, что я сказала, будто хочу ребенка. – это звучит намного жестче, чем мне бы хотелось, словно я провожу ногтями по грифельной доске. Такими словами и тоном мог бы оперировать Эдвин, но из моих уст, да еще и в сторону Вонки, они кажутся пощечиной в ответ на протянутую руку.

Неудивительно, что Вилли меняется в лице.

- Д-да… В-вероятно, - запинаясь, сквозь зубы бормочет он, отводя взгляд.

- Так вот, - чувствуя, как слова одно за другим теряют в весе, продолжаю я. – Это не было ультиматумом или требованием. Я просто хотела это обсудить. И я… жалею о своем решении. Прости меня.

- Нет-нет, я не рассердился… - решительно мотает головой Вонка, перехватывая тросточку другой рукой. – Я просто не понимаю. Неужели ты… правда, этого… хочешь?!

На его лице застывает гримаса непритворного отвращения, будто я предложила ему до конца жизни питаться исключительно лумпаландскими гусеницами, но меня такой реакцией уже не проймешь.

- А ты, очевидно, нет? Могу я узнать почему?

Вонка открывает рот, но из горла не вылетает ни звука, он распрямляется еще сильнее, как военачальник после триумфального сражения, но так и продолжает стоять, замерев, точно хищник перед прыжком.

И тут на его счастье срабатывает сирена. Ее визгливый крик, точно рев подбитой птицы, заполняет собой разряженный воздух, заставляя меня зажать обеими руками уши. Из-за угла появляются три умпа-лумпа в полосатых носках и апельсиновых комбинезонах. Вонка нагибается к ним, и маленькие человечки, крича все разом, пытаются что-то объяснить ему, так сильно размахивая руками, будто желая взлететь на воздух. В их гомоне я не различаю ни единого слова, но Вонка все понимает и, когда он оборачивается ко мне, на его лице так хорошо знакомое мне выражение холодной решимости.

- Что случилось? – перекрикивая сирену, спрашиваю я. К счастью, ее истошный вой тотчас же прекращается сам собой.

- Йогурт старости исчез, - Вонка начинает нервно мерить коридор широкими шагами, машинально постукивая концом трости по стенке. Мне только и остается, что семенить следом, вопросительно заглядывая ему через плечо,

- Какой кошмар. Какой ужас. Подумать только! А все почему? А потому… - отрывисто произносит Вонка, сопровождая каждый третий шаг новым бессвязным комментарием.

- Йогурт старости? Что это?

- Это очень вкусно, заверяю тебя, - отрезает он, не прекращая хождений.

- Да, конечно, не сомневаюсь. Но его что… украли?

- Хуже, - резко останавливается Вонка, в его темных глазах, где-то в самой глубине, вспыхивают язычки пламени. – Его съели. Три дня назад я изобрел йогурт детства, возвращающий того, кто его попробует, в шестилетний возраст, и йогурт старости, превращающий испытателя в глубокого старика, - учительским тоном разжевывает Вонка, устало облокотившись о стену. - Эффект от обоих йогуртов должен был сохраняться в течение дня. Но йогурт детства испытание прошел, а йогурт старости нет: все умпа-лумпы, которые стали стариками, такими и остались. Его нужно доработать. Единственный экземпляр оставался в Цехе изобретений. И сейчас мне донесли, что он съеден. И съеден не умпа-лумпом, к твоему сведению.

- Кем-то из Бакетов? – в ужасе всплескиваю руками я.

- Маловероятно. Бакетам я подарил на Рождество йогурт детства. Они с самого утра носятся по фабрике под присмотром Чарли. А на месте преступления был найден детский рюкзак. Не твой?

- Чарли!

- Это тоже маловероятно. Он пока не…

- Да я не о том Чарли! Шарлотта! Если не Бакеты, то Шарлотта съела его! Как странно, ведь я же, кажется, точно закрыла ее внутри… Вот растяпа!

- Эй! Ты чего обзываешься? – Вонка вздрагивает и обиженно надувает губы, совсем по-детски хмуря брови. – Это ты ее потеряла, а не я. А я бы, если бы был на твоем месте, потерял ее на улице. Дети очень хорошо теряются на улице. Даже лучше, чем находятся.