- Это один из главных цехов, так что в стеклянном лифте непременно должна быть кнопка, - невозмутимо оттарабанивает Дорис.
- Спасибо… А Франческа Скварчалупи с ним?
- Нет, она ушла два часа назад. Вы хотели бы оставить сообщение для мистера Вонки?
- Нет-нет, благодарю. Спасибо, Дорис.
- Всегда пожалуйста. До связи.
Итак, Фруктовые сады. В стеклянном лифте на панели я действительно нахожу такую кнопку – хотя готова поклясться или, как говорит Шарлотта, зуб даю, что еще вчера ее не было. Впрочем, давно пора принять это как должное: фабрика – отдельный развивающийся организм, в какой-то мере независимый ни от умпа-лумпов, ни от Вонки, и сегодня она совсем не то же, чем была вчера. Это прекрасное место, чтобы сойти с ума, но я к чудесам почти привыкла.
Лифт останавливается, но только не в садах, как было обещано, а в джунглях. Серьезно. Воздух здесь влажный и липкий, и после каждого шага мне приходится дергать ногу вверх, потому что туфли застревают в буйной траве. Это похоже на дебри шоколадного цеха с той только разницей, что здесь все не из сладостей, а вполне себе реально. Среди нестриженых разномастных крон прячутся зрелые плоды: апельсины, мангустины, киви, кумкват, папайя, питайя, маракуйя, ананасы, манго, бананы, личи – и десятки, нет, сотни других, большую часть которых я вижу впервые. Я не уверена, что все эти фрукты поспевают в одно время, а деревья комфортно себя чувствуют при одинаковом климате где-то еще на земном шаре, кроме фабрики Вонки. Но это не все. Жизнь здесь кипит: в траве кто-то стрекочет, в кустах шелестит и ворочается, на соседних ветвях ухает и пищит, повсюду звучат птичьи трели, которые начинают одни, а подхватывают, принимая эстафету, совсем другие пернатые, кругом, от дерева к дереву, от цветка к цветку, от тени к тени, порхают крупные тропические бабочки, и, то зависнув в воздухе, то зигзагом помчавшись в сторону, мелькают стрекозы, чьи спинки блестят металлическим блеском, будто покрытые лаком.
Я медленно бреду сквозь чащу, чувствуя, как неуместно здесь платье и бесполезны туфли на каблуках. А от душного воздуха тушь, кажется, вот-вот потечет. Но вот еще несколько минут терпеливого шагания, и становится чуть прохладнее и свежее, а под ногами бежит извилистая тропка, которая приводит меня к странному дереву. Странному, потому что его толстый ствол сперва стелется по земле, а после под крутым углом взметается вверх, на пути в вышину обращаясь в тонкие гибкие веточки, усыпанные мелкими розовыми цветками, раскрывающиеся сверху зонтиком душистых гирлянд. На этой импровизированной скамейке сидит Вонка, спиной облокотившись о вертикальную часть ствола, одну ногу согнув в колене, а другую вытянув вперед и лениво покачивая из стороны в сторону носком до блеска начищенной туфли. В руках у него - планшет с записями. Лицо – сосредоточенное. Когда я подхожу ближе, то издаю нарочито много шума, но он не поднимает глаз.
- Привет, - мямлю я, остановившись подле ствола.
- Ага, - закусив кончик ручки, говорит Вонка.
- Ты работаешь?
- Ага.
- Я не вовремя, да?
- Ага.
- Прости, что отвлекаю, но нам нужно поговорить.
Ручка в его пальцах дергается, оставляя поперек листа жирный штрих. Он медленно поднимает на меня глаза и смотрит с неприкрытой враждебностью.
- Я когда-нибудь говорил тебе, как сильно я люблю твой голос? – вдруг резко произносит Вонка хорошо поставленным голосом, будто начав разучивать текст для роли. – Он что называется «золотая середина», не грудной и не писклявый, с приятным тембром, отличным тонусом и гармоничным интонированием. Не режет слух, не вгоняет в сон.
- Спасибо, - удивленно киваю я.
- Видишь ли, - не моргнув глазом, продолжает он, - на днях я заметил такую странную закономерность: когда ты произносишь «нам нужно поговорить», я начинаю думать, что тебе бы больше пошла немота.
- Что поделать, - немного нервно смеюсь я. – Надо же как-то завладеть твоим вниманием.
- Обычно я раздаю внимание совершенно безвозмездно, - назидательно отвечает Вонка. - Особенно по вторникам. Садись, Элли, не дави на меня своим ростом, - он убирает ноги со ствола.
- Почему особенно по вторникам? – усаживаясь рядом, интересуюсь я. Как же хочется коснуться его руки!
- А почему нет? Я люблю вторники.
- А я пятницы.
- Это банально, Элизабет. Не стоит признаваться в любви к банальностям.
- Я здесь учитель. Нравоучения – моя прерогатива, - игриво улыбаюсь я.
- Тогда начинай нравоучать, - делает повелительный жест в воздухе Вонка, точно король, позволивший себя развлечь. – А я буду внимать. А еще лучше просто посиди тихо: ты можешь спугнуть рабочий настрой.
Я с уважением кошусь на исчерканный планшет:
- Я всегда думала, что твои идеи приходят спонтанно.
Вонка хихикает, его плечи резко подымаются – и в ту же секунду опадают.
- Те, что сами идут в руки, как правило не ахти. За стоящую идею приходится как следует повоевать. Возьми на заметку, девочка, это универсальное правило жизни, прикладывается к чему хочешь. Все, что легко дается, ничего не стоит.