Долго тебя ждала

— Ты покраснела, — Марк поднимает руку, будто хочет дотронуться до моей щеки, но потом опускает, делая глубокий вдох. — Тебе идет, — кружит по моему лицу взглядом. — Я миллион лет не видел, чтобы девушка краснела.

От этих слов я краснею еще больше, чувствуя себя неопытной простушкой рядом с его уверенностью в себе. Это отзывается в теле трепетом, как и его взгляд, в котором скачут пугающие меня эмоции.

Он и правда изменился. Это я не изменилась. Он был прав…

— Перед Новым годом случаются чудеса. Наслаждайся, — желаю ему.

— Спасибо. Я почти перестал в них верить, — сглаживает он мою колкость.

Во мне бурлит слишком много всего, чтобы прятать шипы, поэтому запальчиво говорю:

— Не поверишь, я тоже. Я вообще ненавижу Новый год! А знаешь почему?

— Нет. Расскажешь?

— В Новый год семь лет назад я поняла, что ты выбросил меня из своей жизни и даже не попрощался, — проговариваю на одном дыхании. — Ты обещал… что мы встретим его вместе… с тех пор я этот праздник терпеть не могу.

Сглотнув, я уже жалею о том, что влезла в эту трясину. В прошлое, в котором семнадцатилетняя девчонка шлет своему парню сообщения в новогоднюю ночь, надеясь, что хотя бы на этот раз он ей ответит.

Он уехал в сентябре, и с каждым месяцем вестей от него становилось все меньше и меньше. Я писала ему о том, что дико скучаю. Что дни без него стали пустыми, неинтересными и тянутся бесконечно долго. Я рассказывала ему о своей учебе в университете, о новых знакомых и о том, как безумно жду нашей встречи. Как мониторю билеты в Канаду и ругаюсь с папой, потому что он не отпускает…

Я желала ему доброго утра и спокойной ночи. Я желала ему успехов и верила, что у него все получится. И у него получалось…

К декабрю от него приходило в лучшем случае одно сообщение в неделю, но я ведь знала, как много он тренируется. И про разницу во времени я тоже знала, но мне было семнадцать, и я любила его, а все остальное мне казалось неважным.

«С Новым годом. Я люблю тебя», — это сообщение было моим последним.

Оно так и осталось неотвеченным. Больше я ему не писала. Он мне тоже.

Я не люблю Новый год. Зотов умудрился оставить отпечаток в моей жизни, а я в его очень вряд ли.

Его лицо каменеет, взгляд становится напряженным. Тяжелым!

— Аглая… — прикрывает на секунду глаза. — Все это сложно…

— Так всегда говорят, когда нечего больше сказать.

— Аглая…

— Просто отвали от меня, — прошу его хрипло, вырвав руку.

Выйдя из кухни, носом врезаюсь в громадную грудь Страйка, который сжимает мои плечи, смеясь:

— Полегче, красавица.

— Покажи, где здесь кладовка, — прошу, пряча от многодетного отца свои затуманенные слезами глаза.

Глава 14

— Ты спишь? — полушепотом спрашивает Капустина.

Отрываю голову от подушки и смотрю на крадущуюся в темноте подругу.

Прижимая к груди вещи, Таня бесшумно передвигается по хозяйской спальне, выискивая место, куда их положить. На ней одноразовые белые тапочки и длинный банный халат, прикрывающий пятки. Точно такой же сейчас и на мне. Капустин предложил их нам вместе со своей комнатой и пожеланиями доброй ночи.

Большая часть гостей разъехалась примерно час назад, включая Страйка и его семью, но кое-кто остался на ночь, заняв диваны внизу и еще одну гостевую комнату здесь, наверху. Сам хозяин отправился спать в баню, а судьба его девушки мне не известна. Переживать о том, где будет спать Ника, в любом случает не стоит. Она никогда не ляжет там, где нет пятизвездочных условий. В этом я не сомневаюсь.

— Нет… — подложив под щеку руки, слушаю, как в окно стучится промозглый декабрьский ветер. — Как Альберт?

— Дышит, — говорит она, отбросив одеяло со своего края кровати.

Замерев, кусает губы, будто не рискует ложиться. Придирчиво осмотрев подушку, говорит:

— Я не смогу уснуть в постели Капустина. Я его убить готова. Там чисто?

— По-моему, тут до нас никто не спал, — успокаиваю ее. — Белье новое.

Постельное действительно пахнет свежестью и новизной, будто оно только из упаковки.

Тяжело вздохнув, Таня забирается в постель и вытягивается струной, словно лежит на гвоздях.

— Я не хотела ломать твои планы на сегодня, — устало шепчу, глядя в потолок, по которому мечутся тени деревьев.

— У меня не было запланировано ничего важного, — отзывается она.

— А у Альберта?

— Думаю, мы больше не друзья…

Мы синхронно смеемся, а потом замолкаем, думая о своем.

— А что Зотов? — нарушает тишину Таня. — Он на тебя весь вечер пялился… я хотела вылить ему за шиворот глинтвейн. И насыпать снега в штаны, если бы он поехал с нами на холмы…

Я не могу разделить ее кровожадных порывов. Мне слишком хочется знать больше, поэтому тихо спрашиваю:

— Почему он не поехал?

— Думаешь, он мне объяснил? — фыркает она, повернувшись ко мне лицом и подперев щеку ладонью. Делаю то же самое, рассматривая мелко закрученные после душа прядки волос вокруг ее лица. — Он вечно был себе на уме, звезда, тоже мне. Как ты могла вытерпеть его целых полгода?

— Очень просто…

Вздохнув, Таня переворачивается на спину.