Долго тебя ждала

— Мария.

— Сколько ей лет?

— Пять с половиной. Если у тебя есть еще вопросы, можешь прислать их мне на почту, — оттеснив его в сторону, забираю из кофемашины кружку.

— Может, мы поступим проще: поужинаем вместе и ты расскажешь мне о себе?

Вспыхнув, поворачиваю голову и бросаю:

— А ты не подумал, что моему мужу это может не понравиться?

— Насколько я знаю, мужа у тебя нет, — выдает убежденно.

Он что, обсуждал меня со своим другом?! Или с кем-то еще?

— Тебе скучно или вроде того? — спрашиваю, отбросив все шутки. — Что ты делаешь?

— Я приглашаю тебя на ужин. Что, хреново выходит? — Марк указательным пальцем проводит по брови.

— Я не пойду с тобой на ужин, даже если ты будешь последним мужчиной на Земле.

В ответ на мое негодование он улыбается.

— Почему? От меня воняет?

Я не разделяю его веселья. Я слишком взволнованна. Слишком! Я, Зотов, ужин… это чертовски заманчиво, но мой ответ самой себе — «ни за что» …

Зачем нам встречаться? Общаться, будто мы старые добрые друзья? Но именно так, кажется, Марк и считает. Но мы не старые добрые друзья. Мы вообще не друзья! И вряд ли ими когда-нибудь будем.

— Я не ужинаю со своими бывшими, — отрезаю.

— Сделай мне минет, и я перестану быть бывшим, — предлагает невозмутимо.

Открыв рот, смотрю на него и не могу поверить в то, что он сейчас сказал. От возмущения лицо покрывается пятнами. В глазах Марка опасные искры, и он не собирается забирать слова назад, а я…

Подняв руку, отвешиваю ему пощечину.

Не такую, которая могла бы свернуть ему шею или сломать мне руку, но достаточно ощутимую, чтобы он слегка дернул головой, а моя ладонь вспыхнула.

— Пошел ты, Зотов!

— А вот и первая ссора, — кивает он одобрительно, оставаясь все таким же невозмутимым.

Мои щеки все еще горят, а глаза круглые.

Он взбудоражил все мои внутренности всего за две секунды, и теперь я уже не знаю, чего хочу больше — отвесить пощечину второй его щеке, или… или повиснуть у него на шее и зло поцеловать… укусить его красивый рот, будто мне снова семнадцать, и мы ссоримся в пух и прах после того, как я приревновала его к очередной хоккейной фанатке…

Свой пульс я ощущаю в горле.

Тишину дома внезапно взрывает шум из коридора, и я срываюсь с места, толкая Зотова в грудь и заставляя отойти в сторону. Несусь на возбужденные звуки голосов, рассчитывая затолкать свою подругу в такси и убраться с дачи Капустина прямо сейчас.

Перед дверью снова толкучка, но все расступаются, когда на пороге появляется Страйк, таща на себе Альберта, который еле переставляет ноги и выглядит абсолютно невменяемым и беспомощным.

Поверить не могу! Он в стельку пьяный!

— Осторожнее! — шикает Таня, входя в дом вслед за ними и держа в руках очки своего «парня». — Голову ему не отбей!

Глава 13

Сердце все еще колотится. Я изо всех сил пытаюсь дышать ровно и сконцентрироваться на том, что творится перед моими глазами, а не на том, как в прихожей появляется Зотов, медленно выходя из кухни.

Спрятав ладони в карманы спортивных штанов, смотрит на меня поверх всей этой суеты, и его лицо предельно серьезным, как и взгляд, которым он прожигает меня через разделяющие нас метры.

Резко мотнув головой, отворачиваюсь и вперяю глаза в громадную фигуру Артура Страйка, который басит, крутясь вместе с Альбертом вокруг своей оси:

— Куда его?

— Наверх, — распоряжается Капустин, энергично входя в дом с большой сумкой-холодильником на плече.

— Может, ему сделать чаю? — пищит Ника, суетливо разматывая шелковый платок на своей голове. — Или подогреть еду?

— Не трогайте его! — рычит Таня, вручая мне свою куртку, которую успела снять.

Прижав куртку к груди, чувствую, как замедляется пульс, но я все еще сама не своя, поэтому молчу как рыба, наблюдая за Таней, которая, присев на корточки, стягивает с ног Альберта ботинки.

Ее брови нахмурены, губы поджаты, а глаза мечут молнии, пока дергает за шнурки, пытаясь их ослабить.

Стоя над ней, Капустин опускает на пол сумку и наблюдает за резкими движениями моей подруги с нейтральным выражением на лице, я же перевожу глаза на пьяного вдрызг друга Капустиной. Его джинсы местами мокрые, на колене дырка, а куртка вся в снегу.

— Что с ним случилось? — спрашиваю в неверии.

— Неудачный день. Ретроградный Меркурий, — отвечает Капустин. — По радио передавали.

Таня посылает ему взбешенный взгляд и шипит Страйку:

— Ему нельзя много пить! У него непереносимость алкоголя!

— Да я ему одну рюмку-то и налил, — оправдывается тот. — Ну да, крепкая штука, но кто ж знал…

— Одну?! — Таня сверлит его гневным взглядом, падая на задницу вместе с ботинком, который наконец-то стащила с Альберта. — Он уже еле на ногах стоял, когда я вернулась!

Я не спрашиваю, откуда она вернулась. Ее куртка тоже мокрая, волосы растрепаны ветром, на щеках горит румянец, будто она раз десять съехала с холма и столько же раз поднялась обратно.

Парень мямлит что-то нечленораздельное, когда Таня пробует стащить с него второй заляпанный снегом ботинок. Расправившись с обувью, принимается снимать с Альберта куртку, сдувая с лица упавшую на него прядь волос.

— Помочь? — спрашиваю ее.

— Не знаю… — отвечает растерянно.