Долго тебя ждала

— Чего орешь, как резанная? В больничку ее надо. Зовите начальника — я слышу голоса сокамерниц, но уже ничего не вижу из-за слез. Просыпаюсь я уже на больничной койке.

— Ну как себя чувствуешь, Широкова? — спрашивает женский врач Марианна Антоновна.

— Мой ребенок? С ним ведь все в порядке.

— В порядке, в порядке, не волнуйся, у тебя произошла отслойка плаценты. До родов, надо будет полежать в больничке — успокаивает меня Марианна Антоновна.

— Мне не дадут столько лежать, еще три недели. Но я буду делать все, что нужно, чтобы сохранить ребенка — уверяю доктора.

— Дадут. А теперь поспи.

Марианна Антоновна права, следующие две недели меня не трогают, она каждый день приходит ко мне справляется о здоровье. Она безумна красивая женщина, я таких в своей жизни видела очень-очень мало, смотря на нее невозможно сказать ее возраст, даже приблизительно. Однажды, оставшись с ней наедине в палате, я набралась смелости и попросила:

— Марианна Антоновна, мне нужно позвонить отцу ребенка, Вы мне можете помочь?

— Давай ложись, поставлю тебе капельницу с витаминами, а завтра придешь ко мне в кабинет, мне нужно сделать тебе узи — посчитав, что таким ответом Марианна Антоновна дала понять, что помогать мне она не намеренна, еще раз спрашивать я не решилась.

Ночь я сплю беспокойно, все время думаю о сыне, он может остаться со мной здесь, до трех лет, но едва ли я бы хотела, чтобы детство моего сына проходило в этих стенах.

Конвоиры ведут меня в кабинет доктора. Я захожу и молча жду ее указаний, Марианна закрывает дверь изнутри.

— Держи, звони кому надо, будь осторожнее впредь, не думай, что мы в палате оставались одни. Женщины в колонии слишком озлоблены, поверь, я знаю о чем говорю, сама когда-то такая была. Звони, извини, выходить не буду — улыбается она.

Я трясущимися руками набираю номер телефона Максима. Слушаю бесконечные гудки, но трубку так никто и не снимает. Я звоню три раза подряд, но так и не дозваниваюсь.

— Не берет, но спасибо, что помогли — отдаю телефон.

— Если перезвонит? — внимательно на меня смотрит и задает вопрос Марианна.

— Скажите, как есть, что через пару недель его сын появится на свет и если он не хочет, чтобы его детство прошло в тюрьме, то пусть приедет и заберет его.

— Ты ведь ни в чем не виновата, Широкова Яна Эдуардовна — не спрашивает, а утверждает она — как же тебя угораздило попасть сюда?

— Может, виновата, откуда Вам знать, суд ведь дал мне семь лет — мне важно слышать это от нее, мне важно знать, что человек верит мне, в мою невиновность.

— Да за столько лет научилась разбираться в людях. Я ведь многих повидала здесь, у кого-то на лбу прям клеймо горит, что она здесь не случайно, а ты другая. Сокамерницы не трогают тебя?

— Нет, пока не трогают, но думаю, что стоит родиться сыну и моя жизнь резко изменится, не хочу, чтобы он все это видел, понимаете? Еще этот начальник колонии со своими сальными взглядами…

— От этого тебя точно спасает только беременность, все красивые женщины, попавшие в эту колонию были у него «в гостях». Он пока тебя не получит, не успокоится, я тебя не пугаю, Яна. Говорю как есть.

— Сколько Вам лет, я много думала, но никак не могу определить Ваш возраст. Извините за нескромный вопрос.

— Да, действительно нескромный — усмехается она, достает пачку сигарет из кармана белого халата, уже собирается поджечь тоненькую сигару, но взглянув на мой живот, прячет сигареты обратно в карман — мне пятьдесят один, Яна.

Меня это очень сильно удивляет, потому что мой макисмум, который я могла дать Марианне это сорок пять.

— Так, тебе пора, завтра тебя еще раз приведут ко мне, надеюсь, что твой благоверный перезвонит.

От доктора я ухожу счастливая, у меня появилась надежда на то, что сын не увидит этих стен, не услышит ничего и в его памяти о детстве не отложатся тюремные стены, надзиратели. Но следующий день преподнесет мне еще один сюрприз.

Когда Марианна закрывает дверь, отрезая нас от тех, кто меня привел к ней.

— Я сама дозвонилась до него вчера. Трубку взяла Вероника, его будущая жена, я попросила к трубке Максима, она подумала, что это ты звонишь, вылила ведро грязи, сказала, что у них скоро свадьба. Если бы у меня был ребенок, то я бы не хотела, чтобы он жил с такой. Говорю как есть, извини. Если посчитаешь нужным, можем еще раз перезвонить.

— Не нужно — глотая слезы, шепчу я — не нужно никому перезванивать. Я видела ее, эту Веронику…

— У тебя есть кому позвонить еще?

— Да, моя подруга Эльвира, она обо всем знает, но живет в штатах, она обязательно заберет сына, они с супругом смогут прилететь только в ноябре. Есть еще один вариант — вспоминаю Игоря, беру телефон, но никак не могу вспомнить его номер телефона — хотя нет, не помню его номер телефона.

— Ну что ты как в каменном веке? Социальные сети у него есть, может там указан его номер телефона.