Верный своей теории, он не хотел допрашивать в кабинете и тем более в магазине. Да и какой допрос: расскажите о том, сам не знаю о чем. Пойди туда, не знаю куда. Поэтому он пригласил Вилену, надеясь на женское взаимопонимание. Поэтому увязался Леденцов, надеясь поучиться тонким допросам.
— Вилена, — обратился Петельников к инспектрисе, показывая взглядом Леденцову, что это относится и к нему, — кроме популярных «Алло!», «Слушаю!» и так далее есть и еще телефонные обращения. Японцы отзываются: «Говорите-говорите», а итальянцы: «Готов!»
Кашина подняла тонкие коромыслица бровей.
— А знаешь, как отзывается инспектор Леденцов? Вчера звоню ему, он снимает трубку и говорит: «Ну?» Если звонивший спрашивает: «Инспектор Леденцов?», то инспектор Леденцов отвечает: «Именно». Если ошибаются номером, то он шутит: «Вы зашиблись…»
— Критику учел, товарищ капитан. А как правильно?
— Теперь модно отвечать: «У трубки…»
Из магазина вышла женщина средних лет и неуверенно огляделась. Петельников пошел навстречу, потянув за собой своих спутников. Женщина тоже зашагала к ним, хлопая по икрам голенищами резиновых сапог не своего размера, — звук, как от ехавшей телеги.
— Анна Григорьевна? — спросил Петельников.
— Извините за такой вид, подсобку мыла…
— А это мои товарищи. Давайте присядем вон на той скамеечке.
— Чего ж на скамеечке? Я в этом доме и живу…
Они повесили плащи, отерли о половик ноги и прошли в комнату, сели за круглый стол.
— Сейчас по чашечке чайку…
Петельников не успел запротестовать. Без резиновых сапог Анна Григорьевна легко выскочила на кухню. Им даже показалось, что чай там уже кипел. Когда же громадное блюдо с домашним печеньем застелило носы запахом ванили, протестовать уже не хотелось. Крупные чашки, расписанные вроде бы карточными дамами и королями, отдавали жаром.
Хозяйка села на четвертое место.
— По телефону вы сказали, что разговор не про недостачи…
— Нет-нет, — заверил Петельников. — Про скисшее молока.
— Господи, вредительство, что ли, какое?
— Есть подозрения, — солидно заверил Леденцов.
Петельников кивнул: мол, начинай. Леденцов растопыренной пятерней поставил рыжие волосы дыбом и хитровато спросил:
— Давно молоком торгуете?
— Лет десять…
— Ничего не замечали?
— Чего ничего не замечала?
Анна Григорьевна была женщиной веселой — на ее загорелое крупное лицо то и дело падала улыбка, тут же ею сгоняемая. Видимо, помнила, что говорит с работниками милиции.
— Какой-нибудь подозрительности. К примеру, знаете, как воруют карманники? Обязательно левой рукой в правый карман.
— Не знаю, не воровала.
— Анна Григорьевна, — Кашина откусила печенье, жмурясь от удовольствия, — корицу клали?
— И корицу, и кардамон.
Хозяйка дала свободу улыбке, наконец-то показав, почему не давала ей свободы раньше, — зубы, крупные и редкие зубы, может быть слегка выступавшие. Но они не замечались, отвлекаемые добродушной улыбкой.
— Не подумайте, что мы не можем. Сейчас, знаете ли, наука на высоте, сказал Леденцов, упершись в хозяйку немигающим взглядом, но продолжая жевать печенье.
— А я и не думаю.
— Допустим, вас убьют, а труп сожгут… Так эксперты по костям скажут, кто вы были — мужчиной или женщиной.
— А могут эксперты узнать по костям, дураком был человек или наоборот? — заинтересовался наукой Петельников.
— Дурак, товарищ капитан, категория не научная.
— Зато реальная, — лениво возразил старший инспектор.
— Анна Григорьевна, плед на тахту сами вязали? — Кашина разглядывала комнату.
— Сама, шерсти было не напастись, — улыбнулась хозяйка во всю ширину лица, позабыв про свои зубы.
Петельников вдыхал запах ванили, а может быть, корицы с кардамоном. В детстве, в их неустроенной семье, никогда ничего не пекли. В квартирах приятелей стоял теплый дух пирогов. И ванили, а может быть, корицы с кардамоном. С тех пор эти запахи значили для него не только сдобу, а прежде всего семейный уют. Интересно, печет ли Светлана Пленникова? И любит ли ваниль и корицу с кардамоном?..
— Допустим, вашу квартиру обокрали… Эксперт по микрочастицам опознает преступника.
— Уж лучше бы не обокрали.
— Допустим, в парадном на вас напал мужик…
— Ешь печенье, — приказал Петельников.
— Да, угощайтесь, — поддержала хозяйка.
— Анна Григорьевна, одна живете? — спросила Кашина.
— А как вы узнали?
— По односпальной тахте, — успел вставить Леденцов.
Петельников скосил на него осатанелый взгляд. Леденцов ринулся пить чай мелкими и быстрыми глотками, закрыв лицо громадной чашкой.
Хозяйка вздохнула, адресуя этот вздох Кашиной.
— Одна. Был муженек…
— Развелись?
— Не человек, а низменность. Посудите сами… Год пил, год сидел и год как вышел. Пораскинула своими потрохами: чего ж так век-то свой заедать?.. И вот одна. Да ведь вы ж ко мне пришли не про муженька слушать…
— Нас цистерна интересует, — согласился Петельников. — Анна Григорьевна, а где-нибудь по дороге не могли ее открыть?
— Она ж ко мне приходит опломбированная.
— Ну а во время торговли?
— Господь с вами! На нее лезть надо.
— Почему ж молоко скисло?
— Не ведаю.
— Я вам скажу, — мрачно пообещал Петельников.
— А вы знаете?
— Женщина сквасила его взглядом.