Долгое дело

Васин ощутил, как ему неприятно свело губы, наверное, в противную гримасу, в которой соединились вежливая улыбка, поздняя догадка и желание скрыть эту догадку. Он спросил уже по инерции и, как ему казалось, уже ни к чему:

— И что же это за шайка?

— Женщина и мужчина.

— Кто же? — Теперь он спросил заинтересованно, хотя понимал, что дальше разговор продолжать глупо.

— Э, Калязина и какой-то Васин.

Зональный прокурор не нашелся и оттого бессмысленно смотрел на посетителя.

Гостинщиков осклабился и стал походить на деревянного щелкунчика орехов, которых продавали в магазине сувениров.

— А я этим хочу что-то сказать, — сказал он так, будто еще ничего не сказал.

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, что я на все способен. Пойти к прокурору города, поехать к Генеральному прокурору, попасть на прием в Президиум Верховного Совета…

— А вы, гражданин Гостинцев…

— Гостинщиков, ученый…

— Не ждете, гражданин Гостинщиков, что я попрошу вас из кабинета?

— Зачем? — удивился Рэм Федорович. — Я сказал все и сейчас уйду сам.

Васин вновь умолк, задетый охранительной грамотой, ангелом пролетевшей мыслью. Самоуверенный. С бородкой. Ученый. Вполне возможно, что и крупный. Крупные ученые частенько смахивают на психов. Сказал ведь, что его имя вчера упоминалось в печати…

— Товарищ Гостинщиков, — спросил Васин тоном прохожего, узнающего дорогу, — вы ученый в каком звании?

— Доктор наук, — соврал Рэм Федорович и тут же пожалел, что не назвался академиком.

— Извините, каких?

— Э, геолога-минералогических, извините.

— Вы упоминали, что ваше имя было в печати…

— Да, в «Ученых записках». Статья называлась «Новое месторождение червонного золота».

— Вы открыли?

— Разумеется, — небрежно врал Гостинщиков ради него, ради этого теленка Рябинина.

— И что теперь вас ждет?

— Думаю, что выдвинут на премию.

— А Рябинину вы… кто?

— Деверь.

— Деверь… это…

— А может быть, шурин. Короче, его жена есть моя сестра.

Васин не поверил бы случайному человеку на слово, но внешность ученого, странное поведение и связь с Рябининым убеждали. Он прошил его умным взглядом и примирительно начал:

— Давайте откровенно. Он вам почти родственник. А вот я его не принимаю.

— Э, за что же?

— За целый букет. Медлителен…

— Потому что глубоко пашет.

— Спорит, не соглашается…

— Он же не продавец, для которого покупатель всегда прав.

— Противоречив…

— Видите ли, товарищ прокурор: если у человека одна мысль, две мысли, три, то он ясен, как невеста в фате. А если у человека много мыслей? Среди них возникает противоречие. Вы попробуйте.

— Рябинин, по-моему, пессимист. — Васин постарался последних слов не заметить.

Э, пессимист? А вы как-нибудь зайдите к моему соседу — он оптимист. Потому что ничего не знает ни о жизни ни о смерти.

— Он терпим ко всему: к недостаткам, к преступникам…

— Да, он терпим ко всем. Вот только к дуракам нетерпим.

— И потом, товарищ Гостинщиков, дело не во мне и не в личных симпатиях. Дело в объективных фактах.

— Рябинин денег взять не мог, — отрубил Рэм Федорович, дрогнув усохшей бородкой.

— Они ему не нужны?

— Нужны, но только свои. В поле он получал для партии в банке десятки тысяч. Димке Семенову, технику, который проболел при двух детях целый год, Рябинин все лето посылал деньги. Нашей поварихе Марии Ивановне, пекшей или пекущей несравненные блинчики, он отдал весь сезонный заработок, когда у нее сгорел дом. Кстати, он техником получал больше, чем получает сейчас, и все-таки пошел на эту работу. Вам мало?

— Сколько бы вы хорошо о нем ни говорили, все решат факты.

— А клевету вы не допускаете?

— Допускаю. Поэтому мы все тщательно проверим.

— Хорошо, я подожду в приемной.

Гостинщиков легко поднялся и, помахивая пластинкой, отвесил изящный поклон.

— Чего подождете?

— Конца вашей проверки.

— На нее уйдет весь день, а возможно… и больше.

— Когда больного оперируют, то родственники ждут в больнице.

Гостинщиков ладонью заострил усеченную бородку, нацелил ее на прокурора и одарил своей редкой улыбкой — деревянный щелкунчик открыл рот, требуя ореха. Затем он указательным пальцем поскреб седой висок, теперь нацеливаясь на прокурора хитрым взглядом.

— Давно хотел спросить какого-нибудь законника…

— Пожалуйста, — напряженно согласился Васин, жалея, что он принял этого ученого.

— Я вот стал геологом, потому что люблю бродить по земле. А что любят те, кто становится прокурором?

— Вопрос сложный, и быстро не ответишь.

— А Рябинин отвечает сразу и одним словом.

— Каким же?

— Спросите его?

Из дневника следователя (на отдельном листке). Лида, я знаю, что ты промучаешься всю ночь, а завтра тебе заниматься своей наукой… Лида, главная наука людей — это умение жить друг с другом.