Долгое дело

Рябинин держал пакет, вспоминая тот выезд… Пирожков была ровно дюжина — Лида давала их с расчетом на всю оперативную группу. По два пирожка съели Петельников, Леденцов, судебно-медицинский эксперт и шофер дежурной машины; по одному съели понятые. Окаменели пирожки Рябинина, который писал протокол осмотра, и ему было не до еды…

Женщина опять заглянула, обежав кабинетик таким взглядом, словно тот был министерским. Теперь Рябинин посмотрел на нее чуть пристальнее, но она захлопнула дверь, заметно смутившись и полыхнув чем-то красным.

Рябинин не знал, что делать с пирожками: съесть их было невозможно, а выбросить то, к чему прикасались Лидины руки, он не мог. Улыбнувшись, Рябинин завернул их и опустил в карман плаща…

Женщина — оказывается, красной у нее была огромная шляпа — в третий раз открыла дверь и опять сумела окинуть крохотный кабинетик широким и высматривающим взглядом, от которого Рябинину и самому показалось, что у него за спиной кто-то стоит.

— Вы кого-нибудь ищете?

— Мне нужен Рябинин, — приятным грудным голосом ответила женщина.

— Я — Рябинин…

Она улыбнулась, как бы извинив его за непонятливость, и повторила:

— Мне нужен следователь прокуратуры Рябинин.

— Я и есть Рябинин, — вновь проявил он непонятливость.

Теперь ее рассеянный взгляд остановился на следователе, как сфокусировался, — она старалась понять его слова.

— Вы… Рябинин?

— Да. А что?

Она вдруг покраснела хорошей полнокровной краской, сливаясь лицом с цветом своей шляпы.

— Извините меня ради бога… Я думала, что следователь выглядит чиновником. Представляла вас пожилым, недобрым, обрюзгшим…

— Пока не обрюзг, — буркнул он, тоже слегка краснея.

— Вы похожи на скандинава, — решила женщина.

Она уже была в кабинете: крупная, яркая, породистая. Рябинин сделал неопределенное движение, смысл которого и сам понял не сразу, — подавленное желание встать. Но она села, положив перед следователем повестку, а перед собой — бордовую шляпу, которая заняла полстола. Калязина Аделаида Сергеевна.

Рябинин записывал анкетные данные с каким-то неожиданным удовольствием, словно ему нравился и год ее рождения, и ее работа, и адрес… Причину этого удовольствия знать он не хотел. Он не чиновник, чтобы копаться. Он и не пожилой — средних лет он. Видимо, добрый — со стороны виднее. И не обрюзг, потому что дома работает с гантелями и резиной. И похож… на этого — на скандинава…

— Причину вызова знаете?

— Разумеется, — вздохнула Калязина. — Недоразумение.

— Недоразумение?

— Скажите, разве я похожа на преступницу? — почти радостно спросила она, уверенная в ответе, потому что теперь была его очередь сделать ей комплимент.

Хорошо взбитые платиновые волосы падали на крупный лоб прямо-таки весенней дымкой. Ярко-малиновые губы большого рта улыбались. Их веселое напряжение, видимо, передавалось скулам, которые игриво поблескивали. Сейчас губы должны бы взорваться смехом из-за этого самого недоразумения, в которое впал следователь… Но ее прямой длинный нос — видимо, оттого, что она слегка откидывала голову, — был наведен на Рябинина, а взгляд темных, чуть запавших глаз нацелен в его зрачки.

Рябинин на несколько секунд потерял себя, бессмысленно разглядывая стол и опять краснея. Похож на скандинава… На двери висит табличка с его именем, в этом кабинетике может стоять только один стол и может сидеть только один человек. Она мило разыграла легкую интермедию, на которую он клюнул легко, ибо нет приманки надежнее лести.

— Перейдем к эпизодам, — сухо ответил Рябинин на ее вопрос-призыв.

— Перейдем, — покорно согласилась она.

— Мошенническое гадание супругам Смирновым на совместимость…

— Почему мошенническое?

— Потому что вы их обманули.

— В чем, товарищ следователь?

— Выманили пятьдесят рублей.

— Не выманила, а получила за труд.

— За какой же? — усмехнулся Рябинин, зная, что ирония действует на умных лжецов отрезвляюще, а Калязина была не глупой — он уже видел.

— Я предсказала им длительную совместную жизнь. Если вам не нравится слово «предсказала», то могу выразиться иначе: я дала им умный совет. Неужели умный совет не стоит пятидесяти рублей?

— Этот совет ничего не стоит хотя бы потому, что он плод научной инсценировки.

— Боже мой, — тихо удивилась она, рассматривая Рябинина заново, словно только теперь его увидела. — И это говорит следователь, который сам должен обладать пониманием психики, предвиденьем, интуицией. Узнали же вы без всякой науки, что я неглупая…

Рябинин повернулся к окну, — ему нестерпимо захотелось глянуть на улицу. Там было все в порядке… И с домами, и с транспортом, и с пешеходами. Он посмотрел на Калязину, чувствуя подступающее раздражение…

Кто сказал, что с умным человеком приятно беседовать? Чем выше организовано существо, тем оно противнее. Как симпатичен цветок! Но животное уже менее приятно. А про человека и говорить нечего. И чем умнее он, тем отвратительнее. Не зря же все любят детей, животных, дурачков, — они милы своей глупостью.

И промелькнуло, исчезая…

…Умный человек — неприятен. Опытный — несимпатичен. Сильный опасен…