— Красота без ума — это несправедливо, — скороговоркой возразил Петельников.
— В Доме культуры полно дураков, — согласилась Галина.
— Нет, справедливо, — тихо сказала Лида. — Нельзя одному все: и ум, и красоту.
Она налила им в опустевшие чашки кофе. Галина глянула на свою пустую рюмку, но Петельников не пошевелился. Он и свою не допил.
— Сейчас престижны ВИА, — сообщила Галина, элегантно отпивая кофе.
— ВИА переводится на русский язык как вокально-инструментальный ансамбль, — объяснил инспектор Лиде и вдруг сурово обратился к Галине: — А знаете ли вы, что я был известным эстрадоманом, микрофоноведом и виалюбом?
— Забавно, — не поверила она.
— А знаете ли вы, что это я организовал вокально-инструментальный ансамбль «Аккордные ребята»? Я уж не говорю про «Поющих лауреатов». А известный ансамбль «Четвертинка»? А престижная программе «Шумели ноты, тромбоны гнулись»?
— Чем она престижна?
— Как чем? Триста восемьдесят вольт, плюс шесть динамиков, плюс акустика, плюс два микрофона лопнуло, плюс оглохший первый ряд, плюс шесть зрителей в обмороке! А знаете ли вы, что в консерватории я читаю лекции по теория музыки: до-ре-ми-фа-соль-ля-си, кошка села на такси?
— Разыгрываете? — фыркнула Галина.
— Разыгрываю, — согласился инспектор.
Гостья поежилась, словно замерзла от горячего кофе, и беспомощно посмотрела на хозяйку.
— Он шутник, — успокоила ее Лида.
— Я хочу открыть жуткую тайну, — серьезно заговорил инспектор. — Я никакого отношения не имею к искусству, а работаю токарем.
— Опять разыгрываете?
— Разыгрывает, — подтвердила Лида. — Он милиционер.
— Без звания? — спросила Галина.
Петельников встал и произнес высушенным, усталым голосом, какой у него бывал после дежурства:
— Простите меня, Лида.
Он посмотрел на нее долгим взглядом: «Стоит ли щадить глупость?» Лида ответила таким же: «Стоит быть терпимым».
Из дневника следователя
. Все ли ищут смысл своей жизни? Я думаю, что все. Может быть, «ищут» — слишком громко сказано, но каждый хоть раз в году задумывается о себе, о своем месте, о своем назначении… Каждому хоть раз в году становится грустно от утекающего времени. И каждый хоть раз в году удивленно спрашивает себя, для чего и как живет.Есть люди, которые, задумавшись, отвечают благостно и довольно: «Живем не хуже других». Есть те же самые люди, которые, задумавшись в эту сокровенную минуту, вздохнут и скажут: «А хочется жить лучше других».
Есть, есть люди — сколько их? — которые в формуле «жить, как живут все» видят смысл жизни. Да что там смысл — счастье свое в ней видят.
Из газеты «Простофили».
Как известно, самый надежный способ получать деньги — это работать. Не так думала некая Калязина А.С., которой не давали покоя лавры небезызвестного Остапа Бендера. Только в отличие от него Калязина не утруждала себя поисками оригинального способа извлечения денег из карманов граждан. Она сделала просто: взяла в руки мокрый платок, села в скверике и со слезами на глазах начала рассказывать прохожим душещипательную историю о том, что у нее якобы сгорел дом и муж. И люди клали ей в дрожащую ручку деньги.О мошеннице говорить еще рано, поскольку следствие не окончено. А вот о тех, кто давал деньги, поговорить стоит…
Вроде бы все знают басню Крылова о той вороне, которая упустила сыр. И все-таки простофили не перевелись. Взрослые тети и дяди, утирая повлажневшие глаза, слушали басню о косточках мужа и выкладывали денежки. Не спросили ни документов, ни фамилии, ничего не проверили и не разузнали. Ей нужна помощь? Пожалуйста! Ну не ротозейство ли это?..
Рябинин посмотрел в окно — там, в скверике, в тополях, вроде бы начиналось лето. Окрепли листья, потеплела земля, посветлела кора деревьев, и заблестели под солнцем скамейки. И отцвели синие ирисы Александра Ивановича… Рябинин обернулся — комендант стоял у двери, тускло изучая пол.
— Натирать будем?
— Да не знаю…
Александр Иванович поднял глаза на стены, разглядывая их подозрительно.
— Ремонтировать не пора?
— Вроде бы чистые.
— Рамы не подкрасим?
— На ваше усмотрение.
Комендант воззрился на потолок и через тягучую минуту сообщил:
— В буфет банан подвезли…
— Спасибо, — улыбнулся Рябинин.
— Не пойдете? — спросил Александр Иванович, потому что следователь продолжал сидеть.
— У меня от них изжога.