Долгое дело

Рябинин подошел к другой стене, к другому стеллажу, где не было ни одной книги. Породы, минералы, друзы, глыбы, кристаллы… Крепчайший каменный мир, тот самый, который превращается в прах. Неужели вот этот длиннющий и яркий, как ракета, кристалл горного хрусталя станет пылью? Неужели этот кусок сахарного мрамора рассыплется? Неужели эти золотые кубики вкрапленного пирита станут пылинками? Неужели васильковый лазурит, лимонный топаз и медовый янтарь превратятся в ничто? И неужели тот бриллиант, из-за которого умер человек, тоже станет прахом? Тогда зачем же…

— Рэм Федорович, тебе пятьдесят лет…

— Прекрасный возраст! Еще ничего не болит, но уже все соображаешь.

— Вероятно, такие вопросы задают столетним…

— Прекрасный возраст! — опять перебил геолог. — И девушки на тебя еще посматривают, и пожилые дамы уже поглядывают.

— И все-таки: тогда в чем же смысл нашей жизни?

Гостинщиков встрепенулся: составилась чашка с кофе, задрожала палевая бородка, еще больше потемнели глаза, и мелькнула его сатанинская ухмылка… Рябинин знал, что сейчас его старший друг будет говорить сильно, интересно и долго.

Но Рэм Федорович отрезал:

— Нет смысла.

— Как нет?

— А никакого.

— Как же так? — сказал Рябинин, удивившись не ответу, а той беспечности, с которой были сказаны эти страшные слова.

— А ты взгляни на небо! — Вот теперь Гостинщиков заговорил. — Там природа решает свои задачи, пользуясь массами, силами и расстояниями, которые мы даже не можем представить. Она делит мириады на бесконечность, множит сонмы на бескрайность, расщепляет бездны на беспредельность… Сережа, это жутко. И в этом кошмаре есть пылинка — Земля, а на этой пылинке несколько миллиардов людишек-муравьишек… Да мы у природы даже не числимся в ее описи. Так какой же смысл в нашем существовании?

Рэм Федорович взял чашку и со вкусом отпил натуральный кофе, который он лично смолол на ручной мельнице.

— Тогда что же ты сидишь? — тихо спросил Рябинин.

— То есть?

— Почему безмятежно пьешь кофе? Почему не бежишь хлопотать и жаловаться? Почему ничего не делаешь, зная, что мы зря живем и плодимся? Почему ты об этом не говоришь людям, почему не возмущаешься, не кричишь, не стонешь и не плачешь?

Из дневника следователя. Есть люди, которым очень нравится спокойное слово «естественно». Этим словом почти все можно объяснить, ничего не объясняя. Оно освобождает разум от мысли и сердце от тревоги. А ведь сколько в естественном неестественного. Глупость, злоба, краткость нашей жизни, болезни, смерть, голод, войны — неужели естественны?

Она выскочила из проходной, поправляя синий беретик. Невысокая и легкая, как тополиный пух, заполнивший сегодня город.

— Как работалось? — спросил инспектор, поравнявшись.

Светлана Пленникова неожиданно вспыхнула слишком ярким румянцем для ее бледной кожи. Петельников почему-то обрадовался, что она может так непосредственно краснеть.

— Устала, как песик…

— Вам нужно отдохнуть и посмеяться.

— Какой теперь смех…

— Знаете, как я рассмешил Мишку-транспортера? Надумал он уволочь с базы бочку творога. Ну, а мне верные люди стукнули. И как думаете, я его рассмешил?

— Арестовали?

— Нет. Сгрузил он бочку у себя во дворе, открыл ее, а из бочки вылезаю я.

Светлана натужно улыбнулась. Своей бледностью и бесплотностью она кого-то или что-то напоминала — видел он такую же вот просвеченную солнцем кожу.

— Говорят, что в электричке произошел жуткий случай? — вяло спросила она.

— Какой?

— Якобы вошла женщина в вагон полночного поезда, а там мертвый человек…

— Все не так, — оживился инспектор. — Вошла женщина в вагон, где сидела парочка да смурной мужик. Она спрашивает мужика: который, мол, час. А он нехотя отвечает, что жизнь и так не мила, а она с вопросами. Ему и так плохо, не по себе, знобит, противно. Женщина тогда показывает на парочку: мол, совсем обнаглели, сидят обнявшись. Тут мужик и говорит: «Не обнявшись, они убиты».

— Ой! Кто же их?

— Бандиты. Второй случай был в парке. Пришли утром рабочие, а рядом с кучей мусора смурной мужик сидит. Отойди, говорят, мусор сожгем. А он обиделся: не до вас, мол, ребята, и так жизнь не мила, все обрыдло и надоело — под мусором-то, ребята, трупик лежит.

— Так это же он и убийца, — догадалась Светлана.

— А где доказательства? Третий случай… Проехали мы по вызову в квартиру, на полу труп в крови и рядом смурной мужик. Мы к нему. Не приставайте, мол, ребята, зашел случайно, а жить мне надоело, потому что у меня изжога…

Петельников наклонился, заглядывая ей в лицо. Голубенькие, как у большинства блондинок, глазки. Чуть курносый носик. Простоватое лицо, и правильно она делает, что обходится без косметики. Это что березу выкрасить.

— Вы всегда веселый?

— Это естественное состояние здорового человека.

— А нас с мамой жизнь не любила.

— Вас еще полюбит не только жизнь, но и мужчина.

— Кому я нужна, — вдруг рассмеялась Светлана, как самой веселой его шутке; рассмеялась тем смехом, конца которого ждешь с опаской, потому что где-то уже дрожат набегающие слезы.