Долгое дело

Они, вершители его судьбы, выспались, побрились, позавтракали и приступили к своим обязанностям. Обычная работа в обычный день. И не знают, что сегодня ночью он понял то, что, может быть, никто из них не понимает. Конечно, не понимают. Иначе заместитель прокурора города не отщёлкивал бы свои метрономные «так». Иначе Васин не раздваивал бы своё лицо. Антимонин не сидел бы равнодушно, как на похоронах нелюбимого соседа. И Юрий Артемьевич не переживал бы из-за пустяков — ну что значит прослыть взяточником, когда есть люди, которые тебя любят… Что значит он и значат все они в кабинете, когда за окном — человечество, космос, вечность?

И промелькнуло, исчезая…

…Люди жаждут найти разумных существ на других планетах. На земле бы поискать, на земле…

— Так, — повторил заместитель прокурора города и, как показалось Рябинину, повернулся к нему, хотя он отчётливо видел, что тот лишь смотрел на него.

— Товарищ Рябинин, до меня дошли слухи о ваших философских поисках…

— А это хуже взятки? — спросил Рябинин сонно.

— Я этого не сказал.

Васин улыбнулся сокрушённо, поджимая губы: дожили, заместитель прокурора города узнал. Антимонин улыбнулся, предвкушая что-то вроде пикантного анекдота. И только Юрий Артемьевич вернулся взглядом к своим подножным паркетинам.

— Товарищ Рябинин, а почему в своих поисках вы не обратитесь к книгам?

— К чужому опыту?

— Да, к опыту человечества.

Все смотрели на заместителя прокурора города — не потому, что он начал бездельный разговор, а удивлённые тоном, из которого пропала шрапнельная сила, стрелявшая словами-осколками.

— Мы слишком привыкли жить за чужой счёт, — буркнул Рябинин.

— А вы знаете, почему технический прогресс опережает нравственный?

— Потому что технический проще, — опять сказал Рябинин — или опять буркнул?

— Почему за сто двадцать тысяч поколений, проживших на земле, человечество набралось ума меньше, чем должно бы?

Теперь Рябинин смотрел на Валентина Андреевича и молчал, сбитый с толку. Заместитель прокурора города, гроза следователей, сухой, сухощавый, моложавый, всегда затянутый в хрустящие одежды, хотел с ним поговорить на свободную тему. Тут, на судилище, при посторонних. Что известно о нём ещё? Иногда он ложился в больницу — извлечь очередной осколок. У него трое взрослых сыновей. Говорили, что он дважды отказался от повышения…

— Потому что научно-технические новинки перенимаются легко, — не дождался Валентин Андреевич ответа Рябинина. — Молодому человеку очевидно, что электрическая лампочка лучше свечки, а автомобиль лучше лошади.

— Берут папину машину, но не папин опыт, — вставил Рябинин.

— Совершенно верно. А в морали и философии они начинают от пещеры.

— Если начинают, — вставил теперь Беспалов, отрешившись от натёртых паркетин.

— Если начинают, — согласился Валентин Андреевич. — Отсюда скачок в науке и технике и отставание в духовной жизни. Так есть ли смысл пренебрегать гуманитарным опытом поколений?

Рябинин об этом уже думал, об этом уже с кем-то спорил.

— Его невозможно взять, — сказал он.

— Почему же?

— Ни один роман о любви не заменит самой любви.

Антимонин почему-то рассмеялся. Валентин Андреевич глянул на него, потом на часы и сделался заместителем прокурора города:

— Так. Всё, товарищи.

— Как всё? — опешил Васин. — А что же с Рябининым?

Заместитель прокурора города помолчал, остановив ничего не выражающий взгляд на Васине, отчего тот суетливо закрыл папку с бумагами.

— Андрей Дмитриевич, переписать номера купюр мог только человек, который держал их в руках. Кто?

— Копытко.

— Ему переписывать незачем: он сообщать не собирался и взятку отрицает.

— Жена, родственник, приятель, — предположил Антимонин.

— Значит, мы должны допустить, что у Копытко есть очень близкий человек, которому этот Копытко сказал, что идёт давать взятку. Допустить, что этот близкий человек потихоньку от Копытко переписал номера купюр. Допустить, что Копытко видел, как Рябинин прятал деньги в собрание сочинений Тургенева, именно в четвёртый том. Допустить, что Копытко всё это рассказал близкому человеку. Допустить, что близкий человек решил посадить Копытко, поскольку взяткодатель тоже преследуется законом. Так?

— Вряд ли, — сразу согласился Антимонин.

— Да, вряд ли. Скорее всего, это сделал человек, который толчётся в канцелярии и слышал о деле Копытко. Думаю, когда Рябинин закончит дело Калязиной, человек этот найдётся. Номера купюр переписывают не тогда, когда дают взятки, а когда замышляют провокацию.

Вероятно, Валентин Андреевич ждал каких-то ответных слов, но все молчали, ещё не найдясь после столь быстрого и определённого решения дела.

— И ещё, уважаемые психологи. Неужели истинный взяточник не приготовил бы версию, откуда взялись деньги в его книге? Всё, товарищи…