Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории

…В XX веке дом разросся, хозяев уплотнили, квартиры стали сдавать внаем, конечно, за ничтожную плату. Квартиранты, дальние родственники, случайные знакомые… Дом всегда был полон гостей, званных и незваных. Множество комнат, и в них множество людей, старых, бедных, да и просто приживалок. Кого только там не было! Бог весть откуда они брались… Было существо по имени Персида – немолодая женщина венгерского происхождения. Она постоянно влюблялась и молодилась. Более других вздыхала она о Борисе Сергеевиче, авторе романса на слова Пушкина «Я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей…» Сядет дама за фортепьяно и запоет несвежим голосом:

Мне мило то местечко,
Где Боренькино сердечко,
Боренька, душенька,
Душенька ты мо-ой!..

У нее был дикий романс «Коламфуз-Коламсмер». Беспокойные, навязчивые, вздорные жильцы бранились, но их никто не гнал, их кормили, привечали. А у бабушки для всех находилось слово утешения. Это была благотворительность, но не показная, а настоящая.

Борис Сергеевич – «настоящий Адонис» – был главным смотрителем Странноприимного дома. На внешности, манере говорить до последних дней лежал отпечаток d’un grand seigneur… Однажды, собрав вокруг все семейство, он спел знаменитый романс на слова Пушкина и – потерял сознание…

Елена читает деду поэму Козлова о Наталье Борисовне:

…Безмолвно бедная молилась,
Душой вверяясь небесам,
И теплой верой оживилась,
Спешит в заветный Спасов храм:
Нерукотворная икона —
От бед страдальцам оборона…
Шагами робкими идет
Чрез темный звучный переход
За ту решетку золотую,
Где при заботливых отцах
Таили жизнь свою младую
Царевны в светлых теремах.
И вот повергнулась в слезах
Перед иконою чудесной:
«Спаси его, отец небесный,
Спаси его, а мне дай знать,
Что с ним и как его искать!»
И, мнилось, ангелы внимали
Ее таинственной печали…

Чу! Прислушаемся и мы, читатели XXI века… Из окон наугольного дома раздаются какие-то голоса. За роялем сидит то ли Сергей Дмитриевич, то ли молодой Николай Петрович… И вдруг – неужели? – дуэт графа и Соловушки… Граф замер…

…Уже совсем темно. В доме стихло – и слышится грохот на лестнице. В ворота и в дверь одновременно что есть силы стучат. Елена испуганно взглянула на деда и выбежала из комнаты. Там было полно людей – красноармейцы, бабушка, сестры Анна и Мария, медсестра…

– Есть в вашем доме оружие? – громыхнул басовитый голос над головой лежащего в креслах Сергея Дмитриевича.

Граф чуть приподнял голову и, глядя на красноармейцев с легкой усмешкой, спросил:

– Вам какого века оружие?.. Арбалет, лепаж, секиру?.. Или охотничье ружье?.. Показать мою коллекцию, Микола!..

Красноармейцы притихли – на них все увиденное произвело, видимо, сильное впечатление. И решили удалиться…

Тот вечер был все же необыкновенный. Стемнело, электричества давно не было. Горели свечи на столе, близ зеркала – и в зыбком свете их двигались какие-то тени, то взмывая к потолку, то отражаясь в зеркале… Тени и призраки…

Графу примерещилась танцующая фигура женская и рядом человек со скрипкой… Звуковая галлюцинация? Или образ танцующих Пашеньки и Тани?.. Казалось, откуда-то из очень далекого далека доносится песня «Вечор поздно из лесочка я коров домой гнала…» Они, они еще обитают в круглой зале, они – как бы увенчанные, с венцами на голове… Сладкое эхо.

О, власть былых веков, прошлое сильнее нынешнего черного колеса…

5

Впрочем, не только ду́хи, тени, звуки жили в этом доме. Следующим днем, даже утром, из Введенского Мария прибежала к отцу со счастливым лицом и, радостная, показала письма от мужа.

– От Саши! Из Кутаиси, папа!

Между ними было особенное духовное родство. Марья (так называл ее отец) была любимой дочерью графа. Да и мужа ее, Александра Гудовича, Шереметев тоже уважал: тот сумел перестроить Введенский деревянный дом полностью, сделал его каменным, там любил бывать и старый граф, он сиживал под огромным деревом и о чем только не рассказывал Марьиным детям.

Гудович получил назначение ликвидировать мятеж в Кутаиси, она уехала с ним, писала письма. А вернувшись, захотела прочесть отцу! В феврале 1917 года она писала:

Милый Папа.