Читаем Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории полностью

Радуюсь твоему желанию ехать в Михайловское. Варенька все еще в постели, хотя доктор обещает, что она скоро встанет. Наше положение в полной неизвестности. Как солдат на своем посту, Саша останется здесь, пока это нужно. Отношение к нему продолжает быть прекрасным. Загадывать ничего решительно теперь немыслимо, но если только это будет возможным, мы надеемся приехать к вам в Михайловское, быть может в мае. Благодарю тебя горячо за письмо от 3-го, которое получила сегодня. Это – то самое, о котором я писала в начале письма. Думаю, что оно застряло на почте. Письмо от 4-го получила вчера со всеми остальными. Радуюсь за тебя предположению ехать в Троицу. Сколько утешения получишь ты, милый Папа, у раки Святого печальника земли русской. Боюсь говорить что-нибудь, надеюсь весьма в мае с вами наконец соединиться. Рада буду, когда Вы уедете из Петрограда. Здешнее настроение зависит всецело от того, что делается там, у вас. Раз успокаивается там, жизнь и здесь войдет в свою обычную колею, потому что здесь совершенно другие условия и этого озлобления здесь не было, да и не могло быть. Ничего подобного здесь люди не переживали за все время войны, того, что видимо по всем отзывам, царит у вас повсюду. Летом, правда, не было кукурузы из-за прежних неурожаев, но в эту осень все исправилось. Урожай был прекрасный, и простой хлеб имеется все это время, на рынке тоже провизия все время есть, крестьяне привозят всяческую живность, которая хоть и вздорожала, но существует и пока не уменьшается… При общей взвинченности, которая весьма понятна, малейшая ошибка или чья-нибудь бестактность даже при лучших условиях, в которых здесь живут и пребывают, могла бы дать нечто совершенно невообразимое, благодаря разноплеменности и южным настроениям. Но Бог милостив, ничего этого не будет, потому что все сознают и идут рука в руку для общего блага и успокоения. Только бы все как можно больше осознали серьезность минуты ввиду предстоящего грозного наступления германцев. Все нужно забыть теперь и думать только об этом, напрягая все силы в общей работе и самоотвержении. Дело не легкое при наличии пережитого – разрухи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное