Долгое падение

Уильям Уотт сидит в комнате для свидетелей, ожидая, когда его снова вызовут в зал суда. Сейчас утро. Он не мог есть с тех пор, как услышал, что ему придется снова здесь появиться, чтобы его допросил Мануэль. Он выкурил пару сигарет, любезно предоставленных судом, но они не его марки, и его из-за них тошнит. Он пьет много воды, чтобы смыть изо рта их вкус. А потом просто сидит, понурившись, в болезненной глухой тишине и желает умереть.

Даудолл даже не проинструктировал его, что говорить в суде. В этом нет смысла. Может произойти что угодно. Адвокат успокоил: присяжные не в силах посмотреть прямо на Мануэля; по его мнению, это означает, что того повесят. Верный признак.

Даудолл не знает, что вердикт беспокоит Уильяма меньше всего. Прошло полторы недели после автомобильной аварии и последнего выступления Уотта в суде. Теперь у него только один костыль. По настоянию Даудолла с тех пор он не пьет – ведь его обвиняют в вождении в пьяном виде. Невероятно, насколько безрадостна жизнь без выпивки. Все серое, пугающее и ужасное. А теперь еще это…

Мануэль может спросить Уотта о чем угодно. О совершенно любом событии в его жизни. Мысли Уильяма переносятся к секрету Уилдекс, чудовищному позору, тянущемуся через всю его жизнь с раннего детства до нынешнего дня. Это воспоминание о падении, проливании, падении, потере, неудаче, неудаче, глупости.

Плохой способ готовиться к любого рода интервью. Он дает задний ход и обдумывает такие воспоминания: победа, победа, он одерживает верх над другими, обладание, победа, приобретение.

Дверь открывается, появляется судебный пристав.

– Мистер Уотт?

Уильям встает и обещает себе выпить нынче ночью. Виски. Янтарный блеск, добрый виски в изобилии, и он будет поглощать его в одиночестве, пока не вырубится. Это дарует ему роскошь отдаления: его унесет на достаточное расстояние от унижения. Теперь почти можно терпеть. Он смог бы пройти через огонь и стены, чтобы оставить эти моменты позади, перенестись в ночь и пить.

Он сходит по ступенькам в зал суда, преодолевая их одну за другой, умело помогая себе костылем.

Уотт видит женщин, которые глядят сверху, из галереи для публики. Но они наблюдают не за тем, как Уотт ковыляет со своим костылем. Они наблюдают за Питером Мануэлем. Тот сидит за столом солиситора и рассеянно крутит в пальцах ручку. Уотт делает еще шаг и взглядывает на присяжных. Они тоже смотрят на Мануэля. Даудолл сказал, что они на него не смотрят, но они смотрят. В переднем ряду, среди юристов и газетчиков, сидят Дэнди Маккей и Морис Диков. Они намеренно перехватывают взгляд Уотта, когда тот проходит мимо. «Осторожней», – предупреждают их лица.

Все пойдет не так. Все пойдет не так. Диков рассердится. Миссис Мануэль умрет, и тогда Уотт останется единственной неотсеченной нитью.

Когда Уильям Уотт снова дает клятву, у него холодеют руки и ноги. Он чувствует, что близок к обмороку, и не доверяет даже надежности стен зала. Ему чудится, будто балкон скользит вперед и сейчас всех гильотинирует.

Мануэль стоит на месте Гаральда Лесли, у стола адвокатов суда. Перед ним кипа бумаг. Он выглядит нарядным, здоровым и умеющим внушать к себе доверие, и присяжные смотрят на него.

Лорд Кэмерон откашливается и обращается напрямую к Питеру.

– Что ж, Мануэль, – гудит его звучный голос, – вы хотели задать вопросы относительно некоторых событий, которые, по вашим словам, происходили во время вашей встречи с мистером Уоттом, но не были предъявлены суду вашим адвокатом?

– Да, ваша честь.

Уотт впервые слышит, чтобы Мануэль говорил в суде. Голос у него ясный и уверенный.

– Хорошо, задавайте, – сурово продолжает Кэмерон. – Это ограниченный допрос.

Кэмерон ограничил допрос той ночью, которую они провели вместе. Это худшее, что он мог сделать. Как раз на вопросы о той ночи Уотт не хочет отвечать.

Уильям не может заставить себя взглянуть на Мануэля, но присяжные смотрят на того в упор. Они не должны на него смотреть. Уотт думает, что он послужит примером, отказываясь смотреть прямо на него. Уильям пристально глядит на присяжных, обводит взглядом два их ряда. Краешком глаза он смутно видит Мануэля, единственного человека, который двигается в зале суда. Все остальные полностью неподвижны, загипнотизированы им.

Уотт видит, как Мануэль огибает стол, расстегивает пуговицы пиджака, откидывает полу, чтобы положить руку на бедро, смотрит в бумаги. Он – возродившийся Кларенс Дарроу[61]. Похоже, он улыбается жюри.

На глазах Уотта одна из женщин-присяжных складывает губы в уклончивой ответной улыбке. Остальные члены жюри присяжных отводят взгляды, как будто не доверяют самим себе: вдруг они поддадутся его очарованию. Но с Уоттом они не встречаются глазами.

– Мистер Уотт, – начинает Мануэль. – Вы помните, по какому поводу мы с вами встретились в первый раз?

Он говорит совершенно обычным тоном. Уотт сознает, что не может и дальше таращиться на присяжных – это выглядит очень странно, почти угрожающе, – поэтому переводит взгляд на лорда Кэмерона.

– Да, – серьезно говорит он.