Долгое падение

Это звучит так, будто Уильям соглашается жениться на лорде Кэмероне. Наверху внезапно раздается взрыв смеха: рассмеялась женщина на балконе для публики. Она обрывает смех, боясь, что ее выставят вон, но после того, как смех стих, в зале еще долго отдается его эхо – гудение камертона.

Уотт не собирался быть забавным, но он забавен. Журналисты ухмыляются. Присяжные морщат лица. Даже лорд Кэмерон хмурится, зарывшись в свои бумаги. Уотт знает: люди всегда находят его нелепым, но сейчас для этого не время.

Мануэль продолжает:

– Полагаю, вы рассказали, что, помимо нас, на той встрече никого больше не было, кроме мистера Даудолла, который покинул нашу компанию примерно десять минут спустя. Вы это припоминаете?

Уотт никогда еще не слышал, чтобы Питер Мануэль так говорил. Даже акцент его звучит сейчас по-другому.

– Это верное утверждение, – говорит Уотт профилю лорда Кэмерона.

– Вы помните, как встретились со мной в ресторане на Ренфилд-стрит? Кажется, то заведение называется «Уайтхолл»?

Уотт отвечает:

– Да, – профилю лорда Кэмерона.

– Вы помните поездку по Краун-стрит к пивной «Бар Джексона» в Горбалзе? Вы ее припоминаете?

– Да.

«Уайтхолл». «Бар Джексона». Мануэль перечисляет события ночи, перечисляет места, где они останавливались. Уотт внезапно снова оказывается в «Джексоне», вспоминает запах, шум и обстановку бара. Это пахнущее виски, счастливое воспоминание о том, как ты был лучшим и побеждал. Комната сияет оранжевым, а они возле угла стойки, и он воодушевлен и пьян.

Но «Джексон» – низкопробное место. Все знают, что представляет из себя «Бар Джексона», какие именно люди туда ходят. И все-таки это не самый низкопробный бар, в который он когда-либо попадал.

Непослушные мысли Уотта невольно возвращаются к «Мулен-Ружу». «Мулен» – самый низкопробный бар, в котором он когда-либо бывал.

Это был притон, осыпающийся подвал в Горбалзе: крысы под столами, опилки на полу, теплое мутное пиво и виски «лучше пей, но не нюхай». Уотт сразу после войны владел «Муленом» на паях с партнером, в то время, когда ситуация оставалась неопределенной и человек мог пробить себе путь.

«Мулен-Руж». Уотт стоит в древнем Высоком суде, все глаза устремлены на него, и худшие, самые худшие из его юношеских поздних ночей в «Мулене» вторгаются в его мысли яркими щелкающими образами.

…Большая Майми занимается сексом в задней комнате. Этот парень, Гектор, прикалывается со своими трусами в виде слона. Не вяжущего лыка Мартина тошнит в пинтовый стакан, а потом он пытается это выпить, потому что думает – в стакане до сих пор пиво…

Голос Мануэля, лишенный тела, продолжает допрос: не припоминает ли Уотт свое пребывание в «Джексоне» с семи часов примерно до четверти десятого?

Уотт чувствует, что его поймали. Он все еще видит, как Большая Майми ухмыляется открытым ртом с крошечными зубами.

– Ну, – говорит он лорду Кэмерону, – время – это не то, за чем я все время слежу…

Но горло его сжимается, а кончики пальцев начинает покалывать.

Говорить с Кэмероном – это все равно что говорить со стеной с бровями.

Мануэль спрашивает, помнит ли он беседу, которая в то время происходила между ним и мистером Уоттом?

Уильям взрывается:

– Пока мы там были, шло очень много разных бесед!

Кэмерон снова его игнорирует, но скашивает на него глаза, как будто у него постепенно назревает решение велеть Уотту оставить его в покое.

– Вы помните или не помните нашу беседу?

– Да.

Мануэль больше не может этого выносить и возвышает голос:

– Вопрос задал я, а не его честь!

Уотт потрясен, взглянув прямо на Мануэля. И это определенно Мануэль.

Это Питер Мануэль, и он тоже смотрит на Уотта. Питер Мануэль повернулся спиной к остальным в суде, вторгающимся в их беседу, и улыбается Уотту легкой ободряющей улыбкой. «Мы – все еще мы, – как будто говорит он. – Мы все еще товарищи. Два парня в машине, в тех барах, в «Гордоне».

Глаза Уотта рефлекторно улыбаются в ответ. Теперь они не могут отвести друг от друга взгляд. Уильям пытается улыбнуться остальным в суде, чувствуя, как его губы и щеки двигаются, предполагая улыбку. Он знает, что улыбка ему не удается. Представители прессы бесстрастно смотрят на него. Женщины на балконе таращатся на него с разинутыми ртами. Он смотрит на клерка, на стенографиста, на других официальных лиц. Все здесь его ненавидят.

Но потом в его голове звучит голос Мэрион, так громко и отчетливо, что ему хочется заплакать: «Не глупи, Билл. Речь сейчас идет не о том, чтобы нравиться, речь идет о деле. Ты просто глупишь, верно?»

– Я так понимаю, вы помните нашу беседу?

– Да, – говорит Уотт своей мертвой жене Мэрион.

– В частности, припоминаете ту часть беседы, в которой признались, что приятно удивлены?

Это такое многословное высказывание, что Уотт ошарашен. Его злит, что Мануэль использует такие слова, как «признаться» и «приятно». Но он должен ответить. Он просит прощения и спрашивает, чему ему полагалось быть «приятно удивленным»?

Мануэль мурлычет:

– Ну, знакомству со мной.

Уотт с досадой восклицает:

– Я не помню, чтобы говорил что-либо подобное!