Долгое падение

Мартин разорался на меня, назвал сукой и идиоткой, а еще спросил, что Морин мне такого сделала. А я только и говорила, что «Да, сэр», «Нет, сэр», и «Мне очень жаль, сэр», уставившись на мостовую, не поднимая взгляда на него, чтобы показать, насколько мне стыдно. А затем сделала реверанс, поскольку думала, что это уместный жест. А он мне сразу: что за херню ты вытворяешь? И как понимать эти твои «Да, сэр», «Нет, сэр», а? Тогда я объяснила, что решила перестать быть собой, и никто больше никогда не увидит прежней меня, а он не знал, что на это ответить. Я не хотела их доставать. Я давно заметила, что достаю людей. Чеза, например, достала. А я честно не хочу, чтобы такое происходило, — ведь тогда я останусь одна. Думаю, с Чезом я просто перегнула палку, вела себя слишком резко, и он испугался. Как тогда, в галерее Тейт. Тогда я совершенно точно совершила ошибку. Но там еще место такое… Да, некоторые поступки могли показаться странными и нервными, но если мои поступки странные и нервные, это же еще не значит, что я сама странная и нервная. Я вела себя неподобающим образом, как выразилась бы Джен. Надо было подождать, пока мы закончим разглядывать картины с инсталляциями и выйдем из галереи, прежде чем устраивать скандал.

Думаю, и Джен я тоже достала.

А еще тот эпизод в кино, который — как мне кажется сейчас — мог стать последней каплей. Тогда я тоже вела себя неподобающим образом. То есть само поведение, возможно, и не было неподобающим, поскольку тот разговор должен был состояться рано или поздно, но все же не в том месте (не в кинотеатре «Холлоуэй Одеон»), не в то время (не в самой середине фильма «Мулен Руж») и не на тех тонах (не переходя на крик). Тогда одним из аргументов Чеза было то, что я недостаточно взрослая для того, чтобы стать матерью. Сейчас я понимаю: пожалуй, разоравшись на весь кинотеатр про свою беременность прямо на середине фильма, я только подтвердила его правоту.

Ну да не важно. Мартин побесился немного, а потом сдулся, словно воздушный шарик. «Что случилось, сэр?» — спросила я, но в ответ он лишь помотал головой, и этого мне было достаточно, чтобы все понять. Я поняла, что сейчас ночь, что он оказался на вечеринке среди незнакомых ему людей, что он кричит на еще одного незнакомого человека, а два часа назад он сидел на крыше и думал о самоубийстве. Ах да, еще жена и дети его ненавидят. В любой другой ситуации я бы сказала, что у него вдруг пропала воля к жизни. Я подошла и положила руку ему на плечо, а он посмотрел на меня, будто я человек, а не повод для раздражения. И тогда почти случился такой Момент — не романтический момент, как у Росса с Рейчел в сериале «Друзья» (этого еще не хватало), — а Момент Взаимопонимания. Но нам помешали, и Момент был упущен.

Джей-Джей

Хочу рассказать вам о своей старой группе — наверное, потому, что начал видеть в этих людях свою новую группу. Нас было четверо, и назывались мы «Оранжевый дом». Сначала мы назвались «Розовый дом» — в память об известном альбоме группы «Бэнд», но потом подумали, что нас сочтут гомосексуалистами, и сменили цвет. Мы с Эдди сколотили группу еще в школе, вместе писали песни, мы как братья были — до того самого дня, пока все не закончилось. Билли был барабанщиком, Джесси — басистом, а… хотя вам ведь все равно не важно? Вам одно нужно знать: мы умели то, что всем остальным было не под силу. Может, некоторые группы и умели, но это было до нас: «Стоунз», «Клэш», «Ху». Но вживую я ничего подобного не видел. Жаль, что вы не были на наших концертах, — тогда бы точно поняли, что я вам лапшу на уши не вешаю. Но поверьте: в свое время мы притягивали народ со всей округи, а после концерта они шли обратно домой и десять, и двадцать, и даже тридцать километров. Мне, конечно, нравятся наши альбомы, но люди помнят именно наши выступления. Некоторые группы просто выходят на сцену и играют свои песни в чуть более быстром ритме и чуть погромче, а мы все делали по-своему: мы играли то быстрее, то медленнее, вспоминали наши любимые песни — а мы знали, что и тем, кто пришел на наш концерт, эти песни тоже нравятся; в наших выступлениях люди видели особенный смысл, чего сейчас уже нигде не встретишь. Концерты «Оранжевого дома» можно было сравнить с церковной службой во славу Святой Троицы — там не было аплодисментов, криков и свиста, но были слезы, зубовный скрежет и бессвязный экстатический лепет. Мы спасали души. Если вы любите рок-н-ролл, весь рок-н-ролл — от… не знаю… Элвиса и Джеймса Брауна до «Уайт Страйпс», — то вам бы захотелось бросить работу и переселиться в корпус одного из наших усилителей и жить там, пока уши не отвалятся. Наши представления были для многих смыслом жизни, и я знаю, что это не просто красивые слова.