Долгое падение

За всю свою жизнь я ни разу никого не ударила, хотя мне частенько и хотелось. Но та ночь была особенной. Я словно была в лимбе, меж живыми и мертвыми, и было совершенно неважно, что я сделаю до того, как вернусь на крышу Топперс-хаус. Только тогда я поняла, что будто взяла отпуск и отдыхаю от самой себя. И мне тут же захотелось ударить его снова — просто потому, что могла это сделать, — но я этого не сделала. И одного удара было достаточно: Чез упал — думаю, скорее от шока, чем от самого удара, поскольку силы у меня не очень-то много, — а потом встал на четвереньки, закрыв голову руками.

— Простите меня, — сказал Чез.

— За что? — не понял Джей-Джей.

— Не знаю, — ответил он. — За все.

— У меня был как-то парень вроде тебя, — объяснила я.

— Прости, — повторил Чез.

— Это очень больно. Это отвратительно, когда мужчина проводит с тобой ночь, а потом исчезает.

— Теперь я понимаю.

— Понимаешь?

— Думаю, да.

— Тебе же так ничего не видно. Может, встанешь? — предложил ему Джей-Джей.

— Мне не очень-то хочется, чтобы меня опять ударили.

— Пожалуй, ты не самый храбрый мужчина на этом свете, — заметил Джей-Джей.

— Храбрость можно проявлять очень по-разному, — ответил Чез. — И если ты говоришь о готовности терпеть удары как о проявлении храбрости… тогда, пожалуй, ты прав. На мой взгляд это перебор.

— Знаешь, Чез, и все же есть в тебе что-то от храбреца. Ты вот не стесняешься признаться, что боишься такой хрупкой женщины, как Морин. Вот за честность тебя можно уважать. Ты ведь не будешь его больше бить, Морин?

Я пообещала, что не буду, и Чез поднялся. Странное это ощущение — видеть, как мужчина что-то делает из-за меня.

— Ты так и будешь всю жизнь прятаться под чьими-то грилями? Сомнительное удовольствие, ты не находишь? — поинтересовался Джей-Джей.

— Да. Но других вариантов я не вижу.

— А как насчет разговора с Джесс?

— Только не это. Лучше я всю жизнь проведу вдалеке отсюда. Серьезно. Я уже подумываю о том, чтобы переехать.

— В соседский двор, надо полагать? Только чтобы с ухоженным газончиком, да?

— Нет, — ответил Чез. — В Манчестер.

— Послушай, — попытался успокоить его Джей-Джей. — Я знаю, что ты ее боишься. Но именно поэтому тебе стоит поговорить с ней сейчас. Пока мы рядом. Мы будем… посредниками, что ли. Может, лучше сделать так, чем переезжать в другой город?

— О чем мне с ней говорить?

— Мы, наверное, можем что-нибудь придумать. Вместе. Что-нибудь такое, что отвлечет ее.

— Например?

— Например, я точно знаю, что она готова выйти за тебя, если ты предложишь.

— Нет уж. Ты извини, но это…

— Да шучу я, Чез, шучу. Улыбнись. Ты ж мрачнее тучи.

— Это просто время сейчас такое. Мрачные времена.

— Конечно, мрачные. Вся эта история с Джесс, переезд в Манчестер, прятание под грилем, а еще 11 сентября, да и вообще.

— Вот именно.

Джей-Джей покачал головой:

— Ладно. Чтобы весь этот ср… кошмар для тебя закончился, тебе нужно ей кое-что сказать…

Джей-Джей объяснил ему, что нужно говорить, словно Чез был новым актером и мы все играли в какой-то мыльной опере.

Мартин

Я не прочь время от времени делать ремонт своими руками. Я сам красил спальню девочек, пусть и не без помощи трафаретов. (Там, конечно, повсюду были телекамеры, и продюсер оплатил всю краску до последней капли, но это не отменяет мой подвиг.) И если вы знаете, о чем я, то вспомните, как иногда, бывает, наткнешься где-нибудь в ванной на дыру, слишком большую, чтобы ее можно было заделать. И самый простой выход — это забить ее всем, что попадется под руку: сломанными спичками, губками и так далее. Так вот именно такова была роль Чеза той ночью: он был губкой, которой надо было закрыть дыру. Вся эта история с Джесс и Чезом была нелепа с самого начала — бесполезная трата времени и сил, второстепенное лирическое отступление, но нас она захватила, она согнала нас с крыши, и, даже слушая идиотскую речь Чеза, я осознавал ее ценность. Я понимал, что нам понадобится куда больше губок в ближайшие недели и месяцы. Быть может, именно это нам и нужно, хотим мы покончить с собой или нет. Быть может, жизнь — это слишком большая дыра, чтобы ее можно было чем-то заделать, и нам обязательно нужно хватать все, что попадется под руку — шлифовальные станки, рубанки, пятнадцатилетних девочек, да все что угодно, — лишь бы хоть как-то ее заполнить.

— Привет, Джесс, — сказал Чез, когда его выпихнули на улицу.

Он старался держаться весело и непринужденно, словно и так надеялся встретить Джесс на вечеринке. Но ему не хватило воли — сложно убедить собеседника в том, что ты весел, если у тебя не хватает духа взглянуть ему в глаза. Он напоминал мне неудачливого воришку из кино, которого поймали за попыткой что-то украсть у местного крестного отца, — он перегнул палку и теперь пытался умаслить ее, чтобы спасти свою шкуру.

— Почему ты ничего мне не объяснил?

— Да. Конечно. Я знал, что ты об этом спросишь. Я думал об этом. На самом деле я очень много об этом думал, потому что, ну… в общем, меня это не особенно радует. Все дело в слабости. В моей слабости.

— Только не переигрывай, — одернул его Джей-Джей.