Долгое прощание

— Не слышал, я сплю крепко.

— Потом я пошел в турецкие бани. Пробыл там пару часов, принял паровую ванну, холодный душ Шарко, массаж и кое-кому оттуда позвонил. Машину оставил на углу Ла Бреа и Фаунтен. Оттуда шел пешком. Никто не видел, как я сворачивал к вам на улицу.

— Нужно ли мне знать, кому вы звонили?

— Во-первых, Харлану Поттеру. Старик улетел вчера в Пасадену по делам. Так что дома его не было. Еле разыскали. Но в конце концов соединили. Я сказал, что прошу извинения, но уезжаю. — Излагая это, он смотрел вбок, в окно, где куст жасмина старался пробиться сквозь проволочную сетку.

— Как он это принял?

— Сказал, что ему очень жаль. Пожелал удачи. Спросил, нужны ли деньги. — Терри хрипло засмеялся. — Деньги. Первое слово у него в букваре. Я сказал, что денег у меня полно. Потом я позвонил сестре Сильвии. Поговорил почти так же. Вот и все.

— Вот что мне надо вас спросить. Вы когда-нибудь в этом доме для гостей заставали ее с мужчиной? — Он покачал головой.

— И не пытался. Но это было бы нетрудно. Обычное дело.

— У вас кофе стынет.

— Больше не хочу.

— Значит, у нее было много мужчин? И все-таки вы женились на ней снова. Я понимаю, что она дамочка хоть куда, но все-таки…

— Говорил же я вам — я ничтожество. Черт побери, почему я ушел от нее в первый раз? Почему после этого, каждый раз при виде ее, я напивался вдрызг?

Почему, валяясь в канаве, не просил у нее денег? У нее до меня было пять мужей. И каждый вернулся бы, стоило пальчиком поманить. И дела тут не только в ее миллионах.

— Да, она хоть куда, — сказал я, взглянув на часы. — Почему обязательно в десять пятнадцать из Тихуаны?

— На этот рейс всегда есть места. В Лос-Анджелесе никто не хочет лететь на «Дугласе» над горами, когда можно прямо здесь сесть в поезд и через семь часов быть в Мехико-сити. Но там, куда мне нужно, поезд не останавливается.

Я встал и прислонился к раковине.

— Теперь подобьем баланс, только не перебивайте. Сегодня утром вы явились ко мне в сильном волнении и попросили отвезти в Тихуану к раннему рейсу. У вас в кармане был револьвер, но этого я мог и не знать. Вы сказали, что терпели, сколько могли, но вчера вечером ваше терпение лопнуло. Вы застали свою жену мертвецки пьяной, с мужчиной. Вы ушли, направились в турецкие бани, где пробыли до утра, позвонили оттуда двум ближайшим родственникам жены и поставили их в известность. Куда вы хотели уехать, меня не касается. У вас были законные документы на въезд в Мексику. Мы друзья, и я пошел вам навстречу без особых раздумий. Почему бы и нет? Денег за это вы мне не платили. Машина у вас была, но в таком состоянии вы не могли сесть за руль. Это тоже ваше дело. Вы человек эмоциональный, в войну были тяжело ранены. Наверно, надо бы мне забрать вашу машину и приткнуть куда-нибудь в гараж для сохранности.

Он пошарил в карманах и подтолкнул через стол кожаный футляр для ключей.

— Как звучит? — осведомился он.

— Смотря кто слушает. Это еще не все. Вы не взяли ничего, кроме одежды, что на вас, и некой суммы, полученной вами от тестя. Все остальные ее подарки вы бросили, в том числе и то роскошное сооружение, что стоит на углу Ла Бреа и Фаунтен. Вы хотели уйти чистым и как можно дальше. Ладно. Годится. Бреюсь и одеваюсь.

— Почему вы это делаете, Марло?

— Можете пропустить стаканчик, пока я бреюсь.

Я вышел, а он остался сидеть, сгорбившись, в углу. Пальто и шляпу так и не снял. Но заметно ожил.

Я пошел в ванную и побрился. Когда я завязывал галстук в спальне, он вошел и остановился в дверях.

— Вымыл чашки на всякий случай, — сообщил он. — Но я вот что подумал. Может быть, лучше вам позвонить в полицию.

— Сами звоните. Мне им рассказывать нечего.

— Хотите позвоню?

Я резко обернулся и свирепо уставился на него.

— Черт бы вас побрал! — закричал я почти в голос. — Угомонитесь вы или нет?

— Извините.

— Вот-вот. Такие, как вы, всегда извиняются и всегда слишком поздно.

Он повернулся и ушел обратно в гостиную.

Я оделся и запер дверь, ведущую в глубину дома. Войдя в гостиную, я увидел, что он заснул в кресле, уронив голову набок, в лице ни кровинки, весь обмякший от усталости. Вид у него был жалкий. Когда я тронул его за плечо, он открыл глаза медленно, словно возвращаясь откуда-то очень издалека.

Когда он пришел в себя, я спросил:

— Как быть с чемоданом? С тем, из свиной кожи? Он все еще у меня в шкафу.

— Он пустой, — ответил он равнодушно. — И слишком бросается в глаза.

— Вы будете еще больше бросаться в глаза без багажа.

Я пошел в спальню и достал эту кремовую штуку с верхней полки. Прямо у меня над головой, на потолке, была откидная дверца на чердак. Я открыл ее, дотянулся как можно дальше, и забросил футляр для ключей за пыльную балку, или стропило, или как их там.