– Может ли это вообще кто-либо знать? Возможно, она сама не знает. Бэби устал. Бэби слишком долго играл со сломанной игрушкой. Бэби хочет спать.
Роджер поднялся по лестнице, а я поехал домой.
Позже в этот же вечер я позвонил Эдам по телефону. После восьми длинных гудков я положил трубку, но не успел я выпустить ее из руки, как аппарат зазвонил, и я услышал голос Эйлин.
– Сейчас кто-то звонил, – сказала она. – Я подумала, что это могли быть вы. Я как раз собиралась принять душ.
– Да, это звонил я, но дело пустяковое, миссис Эд. Когда я уходил, он был немного выпивши – я говорю о Роджере. Кажется, я начал чувствовать за него ответственность.
– С ним все в порядке, – сказала Эйлин, – Он лежит в постели и крепко спит. Думается мне, что доктор Лоринг вывел его из равновесия. Наверно, Роджер наговорил вам всякой чепухи.
– Он сказал, что устал и хочет спать, и казался мне в здравом рассудке.
– Если он больше ничего не сказал, то хорошо. Ну, спокойной ночи и большое спасибо за ваш звонок, мистер Марлоу.
– Я не сказал, что он больше ничего не говорил. Кое-что он сказал.
Наступила пауза, затем я снова услышал ее голос.
– У каждого бывают странные идеи. Не принимайте Роджера слишком всерьез, мистер Марлоу. У него порой разыгрывается фантазия, может быть, в этом все и дело. После того случая он не должен был так скоро снова напиваться. Прошу вас, постарайтесь все это забыть! Думается мне, что он был с вами довольно груб.
– Он не был груб и был вполне в здравом уме. Ваш муж долго и упорно занимается самоанализом и способен понять самого себя. Таланты не часто встречаются. Многие люди всю свою жизнь тратят энергию на сохранение своей славы, которую они не заслуживают. Спокойной ночи, миссис Эд.
Она положила трубку, а я вынул шахматную доску, набил трубку, расставил шахматные фигуры и проинспектировал войска: проверил, все ли хорошо побриты и нет ли у кого расстегнутой пуговицы. Затем я разыграл матч из сборника 1910 года – семьдесят два хода до ничьей – показательный образец неотразимой силы против неприступного противника, битвы без оружия, войны без крови, чистого расточительства человеческого интеллекта, который не найдешь на вербовочных пунктах.
В четверг без десяти одиннадцать вечера мне позвонил Роджер. Голос у него был неразборчивый, похожий на бормотание, однако я узнал его. И слышал его частое тяжелое дыхание.
– Мне плохо, Марлоу. Очень плохо, я подыхаю. Вы можете быстро приехать?
– Конечно. Я могу сейчас поговорить с миссис Эд?
Он не ответил. Послышался треск, затем мертвая тишина, а через некоторое время какой-то шум. Я прорычал что, – то в трубку, но не получил ответа. Наконец послышался легкий треск и частые гудки.
Через пять минут я уже был в пути к нему. До их дома я добрался за полчаса, может быть, чуть больше, и до сих пор не знаю, как мне это удалось. Мне на редкость повезло. Никаких регулировщиков, никаких красных светофоров, только видения того, что могло произойти на вилле Эдов, – надо сказать, безотрадные видения. Эйлин была одна в доме с напившимся безумцем, она лежала с перерезанным горлом внизу, рядом с лестницей, она стояла за запертой дверью, в которую кто-то пытался вломиться, она бежала босая по улице в лунном свете, а высокий негр с топором гнался за ней.
Ничего похожего не оказалось. Когда я въехал на подъездную дорогу, во всем доме горел свет, а Эйлин стояла в дверях с сигаретой. Я подошел к ней. На ней были парусиновые брюки и блузка с открытым воротом. Она спокойно смотрела на меня.
Первые мои слова были такими же глупыми, как и последующее поведение.
– Я думал, что вы не курите.
Она вынула изо рта сигарету, бросила ее и придавила ногой.
– Только в очень редких случаях. Он звонил доктору Веррингеру.
Ее голос звучал словно издали, будто доносился откуда-то над водой.
– Он звонил мне, – сказал я.
– Ах вам? Я только слышала, как он звонил и просил поскорее приехать. Я подумала, что доктору Веррингеру.
– Где он сейчас находится?
– Он упал, – ответила Эйлин. – Наверно, сел мимо стула. С ним это уже бывало. Он расшиб себе голову. Я видела немного крови.
– Ну, это еще не так плохо, – заметил я. – Много крови было бы хуже. Где он сейчас, вы не ответили?
– Где-то там, – указала она пальцем. – На улице или в кустах у изгороди.
Я строго посмотрел на нее.
– Боже мой, неужели вы не посмотрели?
Тем временем я убедился, что Эйлин в шоке. Я повернулся и стал всматриваться. На лужайке я ничего не увидел, а у изгороди была густая тень.
– Нет, не посмотрела, – очень тихо ответила она. – Поищите его сами. Я столько пережила, не могу больше это вынести. Уже сверх моих сил. Ищите его сами!
Эйлин повернулась и пошла в дом, не закрыв двери. Далеко она не ушла – в метре от двери упала на пол. Я поднял ее и положил на одну из двух кушеток, стоящих по сторонам светлого стола для коктейлей. Я пощупал ее пульс, он был не очень слабый и ритмичный. Оставив ее лежать, я вышел из дома.