Долгое прощание

– Может, вы еще не слыхали о вечном волшебстве ее первой любви – о парне, который без вести пропал в Норвегии? Вы бы не хотели пропасть без вести, а, дружище? Вы мой личный родной сыщик. Вы нашли меня, когда я затерялся среди дикого величия Ущелья Сепульведа. – Он поводил ладонью по отполированным перилам. – От души было бы жаль, если бы и вы затерялись. Как это тип, который сражался в рядах британцев. Он так затерялся, что неизвестно, был ли он на самом деле. Может, она его просто выдумала для забавы?

– Откуда мне знать?

Он продолжал смотреть на меня, на переносице обрисовались глубокие морщины, рот горько скривился.

– Откуда нам всем знать? Может, она и сама не знает. Малыш устал. Малыш слишком долго играл в поломанные игрушки. Малыш хочет баиньки.

Он ушел наверх.

Вскоре появился Кэнди и начал прибираться в баре – ставил стаканы на поднос, проверял, что осталось в бутылках – не обращая на меня внимания. Во всяком случае, так мне казалось. Потом он сказал;

– Сеньор. Один хороший выпивка остался. Жалко его пропадать. – Он показал на бутылку.

– Вот ты и выпей.

– Gracias, Senor, no me gusta. Un vaso Cerveza, no mas. Стакан пива ? мой предел.

– Молодец.

– Хватит и одного алкаша в доме, – заметил он, не сводя с меня глаз. – Я говорю хорошо по-английски, нет?

– Конечно, замечательно.

– Но думаю по-испански. Иногда думаю про нож. Босс – парень что надо.

Ему помощь не требуется, hombre. Я за ним присматриваю, понял?

– Хоршо же ты присматриваешь, фраер.

– Hijo de la flauta, – процедил он сквозь зубы. Подхватил поднос со стаканами и вскинул его на плечо, поддерживая ладонью как заправский официант.

Я подошел к двери и вышел на улицу, размышляя о том, почему выражение «сын флейты» превратилось в испанском языке в ругательство. Долго размышлять не стал. Слишком много других тем для размышлений. Беда семейства Уэйдов была не в пьянстве. За пьянством скрывалось что-то другое.

Попозже вечером, между половиной десятого и десятью, я набрал номер Уэйдов. После восьми гудков повесил трубку, но телефон тут же зазвонил. Это была Эйлин Уэйд.

– Только что кто-то звонил, – сказала она. – Почему-то решила, что это вы. Как раз собиралась в душ.

– Да, это я, но звонил просто так, м-с Уэйд. Когда я уходил, Роджер был какой-то странный. Наверно, я теперь за него как бы отвечаю.

– С ним все в порядке, – сказала она. – Крепко спит. По-моему, он все-таки разволновался из-за доктора Лоринга. Наверно, наболтал вам всяких глупостей.

– Сказал, что устал и хочет спать. На мой взгляд, это разумно.

– Если он больше ничего не сказал – тогда конечно. Что же, спокойной ночи, м-р Марлоу, и спасибо за звонок.

– Я не говорю, что он больше ничего не сказал. Наступила пауза, затем:

– Нам всем иногда приходят в голову бредовые мысли. Не относитесь к Роджеру слишком всерьез, м-р Марлоу. В конце концов, у него богатое воображение. Это естественно. Не надо было ему начинать пить так скоро.

Пожалуйста, постарайтесь обо всем забыть. Наверное, он вам к тому же и нагрубил.

– Нет, не нагрубил. Разговаривал вполне разумно. Ваш муж хорошо в себе разбирается. Это редкий дар. Некоторые люди всю жизнь изо всех сил утверждают собственное достоинство, которого у них и в помине нет. Спокойной ночи, м-с Уэйд.

Она повесила трубку, а я достал шахматную доску. Набил трубку, расставил фигуры, как на параде, проверил, чисто ли все выбриты, все ли пуговицы на месте и разыграл партию Горчакова-Менинкина. Семьдесят два хода, неудержимая сила атакует неподвижный объект, битва без оружия, война без крови, а все вместе – такая усердная и бесполезная трата умственных способностей, какую встретишь разве что в рекламных агентствах.

Глава 25

Неделя прошла спокойно, я занимался бизнесом, хотя заниматься было особенно нечем. Однажды утром позвонил Джордж Питерс из агентства Карне и рассказал, что он случайно проезжал по Ущелью Сепульведа и из чистого любопытства заглянул к д-ру Верингеру. Однако доктора там уже не было. Там трудилось полдюжины землемеров, наносили участок на карту. Никто из них слыхом не слыхивал про доктора Верингера.

– У бедняги все оттяпали, – сообщил Питерс. – Я проверил. Ему дали тысчонку отступного, чтобы не возиться, а землю поделили на жилые участки, и кто-то заработает на этом миллиончик. Вот в чем разница между уголовщиной и бизнесом. Для бизнеса надо иметь капитал. Иногда мне кажется, что другой разницы нет.

– Замечание циничное и верное, – сказал я, – но на крупную уголовщину тоже требуются капиталы.

– А кто их предоставляет, дружище? Уж наверно, не те ребята, что грабят винные лавки. Пока. До встречи.

Уэйд позвонил мне в четверг, без десяти одиннадцать вечера. Язык у него еле ворочался, но я все-таки его узнал. В трубке слышалось тяжелое, отрывистое дыхание.

– Мне плохо, Марлоу. Совсем паршиво. Якоря не держат. Можете приехать побыстрей?

– Конечно, только дайте мне на минутку м-с Уэйд.

Он не отвечал. Раздался громкий треск, потом мертвое молчание, а немного спустя какое-то постукивание. Я что-то крикнул, ответа не было. Шло время. Наконец, щелчок – трубку положили – и длинный гудок.