Долгое прощание. Обратный ход

Глаза у нее были темные, очень большие. Такого яркого лака на ногтях я в жизни не видел. Но на искательницу приключений не похожа, и в голосе ни тени кокетства.

– Я имею в виду «лимонные корочки», – пояснила она.

– Меня к ним приятель приучил, – сказал я.

– Наверно, англичанин.

– Почему?

– Сок зеленого лимона. Это типично английское – так же, как вареная рыба с этим жутким томатным соусом, словно повар полил ее собственной кровью.

– А по–моему, это пришло из тропиков, откуда–нибудь из Малайи.

«Лимонную корочку» хорошо пить в жару.

– Может быть, вы и правы.

Она снова отвернулась. Бармен поставил передо мной стакан. Сок придал коктейлю мутность и зеленовато–желтоватый оттенок. Я попробовал. Сладко и терпко. Женщина в черном наблюдала за мной. Приподняла стакан, словно хотела чокнуться. Мы оба выпили. Тут я понял, что она пьет то же самое. Следующий ход был таким банальным, что я не стал его делать. Остался сидеть на месте.

– Он не был англичанином, – заметил я после паузы. – Кажется, только жил там во время войны. Мы иногда сюда заходили в это время. Пока народу немного.

– Сейчас хорошо, – согласилась она. – В баре только и можно сидеть в это время. – Она допила коктейль. – Может быть, я знала вашего друга, – сказала она. – Как его звали?

Я не сразу ответил. Закурил, глядя как она вытряхивает окурок из янтарного мундштука и вставляет новую сигарету. Поднес ей зажигалку.

– Леннокс, – сказал я.

Поблагодарив, она окинула меня быстрым пытливым взглядом. Потом кивнула.

– Да, я очень хорошо его знала. Может быть, даже слишком хорошо.

Бармен придвинулся ближе и посмотрел на мой стакан.

– Еще две порции, – попросил я. – Отнесите за столик.

Я слез с табуретки и остановился в ожидании. Может, она откажется. Мне было, в общем, все равно. Могут же в этой сексуально озабоченной стране мужчина с женщиной просто познакомиться и поговорить, не думая о постели. А если она решила, что я к ней пристаю, так и черт с ней.

Она поколебалась, но недолго. Взяла со стойки черные перчатки, черную замшевую сумку с золотой застежкой, прошла к столику в углу и молча села. Я уселся напротив.

– Меня зовут Марлоу.

– А меня Линда Лоринг, – спокойно ответила она. – Вы, кажется, сентиментальны, м–р Марлоу?

– Почему? Оттого, что я пришел выпить «лимонную корочку»? А вы сами?

– Может быть, я люблю этот коктейль.

– Может быть, я тоже. Но уж слишком это большое совпадение.

Она загадочно улыбнулась. На ней были изумрудные серьги и изумрудная брошка. Судя по огранке, камни были настоящие – плоские, со скошенными краями. И даже при тусклом освещении они мерцали внутренним блеском.

– Значит, вот вы какой, – произнесла она. Официант принес и поставил стакан. Когда он отошел, я сказал:

– Да, я знал Терри Леннокса, иногда выпивал с ним, он мне нравился. Это была случайная дружба, как бы на стороне. Я никогда не бывал у него дома, не общался с его женой. Видел ее только раз на стоянке.

– И все–таки это была дружба, правда?

Она протянула руку за стаканом. На пальце кольцо с изумрудом в бриллиантовой оправе. На вид я дал бы ей лет тридцать или чуть больше.

– Может быть, – согласился я. – Беспокоил меня чем–то этот парень. До сих пор беспокоит, А вас?

Она облокотилась о столик и посмотрела на меня бесстрастным взглядом.

– Я же говорю, что хорошо его знала. Слишком хорошо, чтобы за него беспокоиться. У него была богатая жена, при которой он жил в роскоши. Взамен она просила только, чтобы он оставил ее в покое.

– Разумное требование, – заметил я.

– Не надо иронизировать, м–р Марлоу. Бывают такие женщины. Ничего не могут с собой поделать. И он все знал с самого начала. Если бы в нем победила гордость, дверь всегда была открыта. Зачем было ее убивать?

– Совершенно верно.

Она выпрямилась и взглянула на меня сурово. Губы у нее дрогнули.

– Потом он сбежал, и вы, говорят, ему помогли. Наверное, еще и гордитесь этим.

– Ну что вы, – возразил я. – Я это сделал только ради денег.

– Не смешно, м–р Марлоу. Честно говоря, не знаю, зачем я здесь с вами сижу.

– Это легко поправить, м–с Лоринг. – Я потянулся за стаканом и осушил его одним махом. – Я думал, вы расскажете про Терри что–нибудь новое. Мне неинтересно обсуждать, почему Терри Леннокс разбил жене лицо в кровавую кашу.

– Как это грубо, – сердито сказала она.

– Вам не нравится? Мне тоже. И я не пил бы здесь «лимонную корочку», если бы считал, что Терри это сделал.

Она встрепенулась. Помолчав, медленно произнесла:

– Он покончил с собой и оставил подробное признание. Что вам еще нужно?

– У него был револьвер, – объяснил я. – В Мексике этого достаточно, чтобы какой–нибудь нервный блюститель всадил в него пулю. В Америке тоже полно полицейских, которые могут за это убить. Иногда они стреляют прямо через дверь, если им не открывают сразу. Что касается признания, я его не читал.

– Ну, конечно, мексиканская полиция его подделала, – язвительно сказала она.

– Это им не по зубам, особенно в таком городишке, как Отатоклан. Нет, признание, наверное, настоящее, но это не доказательство, что он убил жену.