Долгое прощание. Обратный ход

– Понятно. Что ж, еще раз до свидания, м–р Марлоу. Она откинулась на подушки, «кадиллак» вежливо заурчал и скользнул в поток машин на Сансет–Стрип. Обернувшись, я чуть не налетел на Чика Агостино.

– Что за куколка? – ухмыляясь, осведомился он. – И в Другой раз помни, со мной шутки плохи.

– Тебе с такой в жизни не познакомиться, – заявил я.

– Ладно, умник. Номерок–то я записал. Менди интересуется такими пустяками.

Рывком распахнулась дверца подъехавшей машины, из нее вывалился человек размером два метра на полтора, бросил на Агостино всего один взгляд, сделал всего один шаг и вцепился одной рукой ему в горло.

– Сколько раз вам, дешевому жулью, говорить, – не сметь околачиваться там, где я обедаю!

Он встряхнул Агостино и запустил им об стенку. Чик сполз по стене, закашлявшись.

– В следующий раз, – проревел непомерный человек, – я в тебя, сволочь, пулю всажу, и уж будь уверен, тебя найдут с пистолетом в руке.

Чик потряс головой, не отвечая. Здоровенный человек пробороздил мимо взглядом и ухмыльнулся.

– Славная погодка, – заметил он и прошествовал к Виктору.

Чик потихоньку встал на ноги и пришел в себя.

– Кто твой дружок? – поинтересовался я.

– Большой Вилли Магоун, – сказал он невнятно. – Легавый из «борьбы с пороком». Думает, гад, у него есть сила.

– А на самом деле? – вежливо осведомился я.

Он равнодушно посмотрел на меня и пошел прочь. Я вывел машину со стоянки и поехал домой. В Голливуде всякое случается – все, что угодно.

Глава 23

Впереди шел «ягуар» низкой посадки. Обогнув холм, он сбросил скорость, чтобы я не задохнулся гранитной пылью на плохо вымощенном участке дороги у въезда в Беспечную Долину. По–моему, этот участок нарочно оставили в таком виде, чтобы отвадить воскресных туристов, избалованных ездой по гладеньким супершоссе. Мелькнул яркий шарф и огромные черные очки. Мне небрежно ? по–соседски – помахали рукой. Потом облако пыли осело на обочине, прибавив еще один слой к белому налету, покрывавшему кустарник и выжженную траву.

Затем я обогнул гранитный склон, начался нормальный асфальт, и все вокруг стало чистенькое и ухоженное. У дороги толпились дубы, словно им было любопытно поглядеть на проезжающих, под ними попрыгивали воробьи с розовыми головками и клевали что–то такое, что станет клевать только воробей.

Потом пошли тополя. Эвкалиптов не было. Потом густая рощица южных кленов, из–за которых выглядывал белый дом. Потом девушка, которая вела под уздцы лошадь. На девушке были джинсы и яркая рубашка, и она жевала веточку.

У лошади был разгоряченный вид, но не взмыленный, и хозяйка ласково с ней ворковала. За каменной оградой садовник вел газонокосилку по огромной волнистой лужайке. Вдали красовался внушительный особняк колониальной архитектуры. Где–то играли на рояле упражнения для левой руки.

Потом все это осталось позади, ярко блеснуло озеро, и я начал всматриваться в номера на столбиках у ворот. Дом Уэйдов я видел только раз в темноте. При дневном свете он казался не таким большим. Возле дома было полно машин, поэтому я остановился на обочине и пошел пешком. Дверь открыл дворецкий–мексиканец в белой куртке. Это был стройный, красивый мексиканец, куртка сидела на нем элегантно, похоже было, что он получает полсотни в неделю, не изнуряя себя трудом.

Он сказал:

– Buenas tardes, Senor, – и ухмыльнулся, словно удачно пошутил. – Su nombre de Usted, por favor?

– Марлоу, – ответил я, – чего ты выламываешься, Кэнди? Мы с тобой разговаривали по телефону, забыл?

Он снова усмехнулся, и я вошел. Шла обычная вечеринка с коктейлями ? все говорят слишком громко, никто никого не слушает, хлещут выпивку напропалую, глаза блестят, лица румяные, или бледные, или потные, смотря, кто сколько принял и сколько может выдержать. Рядом со мной сразу возникла Эйлин Уэйд в чем–то светло–голубом, что ее отнюдь не портило. Казалось, что стакан она держит в руке просто для порядка.

– Как я рада, что вы пришли, – церемонно произнесла она. – Роджер ждет вас у себя в кабинете. Ненавидит вечеринки. Он работает.

– При таком бедламе?

– Это ему не мешает. Кэнди подаст вам выпить – или, может быть, хотите сами пойти к бару?

– Хочу сам, – сказал я. – Простите за тот вечер. Она улыбнулась.

– По–моему, вы уже извинились. Это пустяки.

– Никакие не пустяки.

Улыбка исчезла у нее с лица, едва она, кивнув, отвернулась и отошла. В углу, возле огромных стеклянных дверей, я углядел бар. Передвижной, на колесиках. Я двинулся к нему, стараясь ни на кого не налететь, и тут кто–то сказал:

– О, да это м–р Марлоу.

Я обернулся и увидел м–с Лоринг. Она сидела на диване рядом с чопорным мужчиной в очках без оправы и с козлиной бородкой, похожей на след от сажи.

У нее был скучающий вид. Он сидел молча, скрестив руки, и хмурился в пространство.

Я подошел. Она улыбнулась и протянула мне руку.

– Это мой муж, доктор Лоржнг. Эдвард, это м–р Филип Марлоу.

Парень с бородкой мельком глянул на меня и еле заметно кивнул. Других движений не произвел. Видимо, экономил энергию для более важных дел.

– Эдвард очень устал, – сказала Линда Лоринг. – Эдвард всегда очень устает.