Долгое прощание. Обратный ход

Уэйд почувствовал это, спокойно повернулся и двинулся прочь. Чем и оставил доктора в дураках. Если бы он кинулся за Уэйдом, это было бы еще глупее. Ему оставалось только уйти, что он и сделал. Быстро, не глядя по сторонам, прошел к двери, которую Кэнди уже держал открытой настежь. Вышел, Кэнди с равнодушным выражением лица захлопнул дверь и вернулся к бару. Я подошел и попросил виски. Куда скрылся Уэйд, я не видел. Я повернулся спиной к гостям, которые загудели с новой силой, и стал прихлебывать свой виски.

К бару подскочила миниатюрная женщина с волосами цвета глины и лентой вокруг лба, поставила стакан на стойку и что–то пробормотала. Кэнди кивнул и налил ей новую порцию.

Маленькая женщина обернулась ко мне.

– Коммунизмом интересуетесь? – осведомилась она. Глаза у нее остекленели, красным язычком она облизывала губы, словно от шоколадных крошек. – По–моему, это все интересно, – продолжала она. – Но когда спрашиваешь мужчин, они сразу лезут с руками.

Я кивнул, рассматривая поверх стакана ее курносый носик и обожженную солнцем кожу.

– Вообще–то я не против, если без грубостей, – заявила она, схватив стакан. Обнажив в улыбке передние зубы, она втянула в себя полпорции разом.

– На меня не рассчитывайте, – предупредил я.

– Как вас зовут?

– Марлоу.

– Марло или Марлоу?

– На конце «у».

– Ах, Марлоу, – вдохнула она. – Такое красивое, грустное имя. – Она поставила почти пустой стакан, закрыла глаза, запрокинула голову и развела руки в сторону, едва не заехав мне в глаз. Дрожащим от волнения голосом она продекламировала:

+++

Не эти ли глаза послали флот на битву

И башни Трои пламенем объяли?

Приди, о несравненная Елена,

Мне подари бессмертье поцелуя!++++

Открыв глаза, она вцепилась в стакан и подмигнула.

– У тебя недурно получается, старина, давно пишешь стихи?

– Да не очень.

– Можешь меня поцеловать, если хочешь, – игриво предложила она.

Сзади к ней подошел парень в чесучовом пиджаке и рубашке с отложным воротником, улыбаясь мне поверх ее головы. У него были короткие рыжие волосы, а лицо, как сморщенное легкое. В жизни не видал такого урода. Он легонько похлопал маленькую женщину по макушке.

– Пошли, котенок, домой пора. Она яростно накинулась на него.

– Тебе что, не терпится поливать свои проклятые бегонии? – завопила она.

– Тише, котенок…

– Руки прочь, насильник чертов! – заорала она изо всех сил и плеснула ему в лицо остатки из стакана. Там было не больше чайной ложки виски и пару кусочков льда.

– Черт побери, бэби, я твой муж! – заорал он в ответ, хватаясь за платок и вытирая лицо. – Дошло? Муж твой.

Она страстно зарыдала и бросилась ему в объятия. Я обошел их и выбрался вон. На всех коктейлях одно и то же, вплоть до диалога.

Гости струйками вытекали из дома на вечерний воздух. Замирали голоса, заводились моторы, люди перебрасывались прощальными возгласами, словно мячиками. Я вышел через стеклянные двери на выложенную камнем веранду.

Отсюда склон сбегал к озеру, неподвижному, словно спящая кошка. К небольшому причалу была привязана белым фалом весельная лодка. У дальнего берега, который был не так уж далеко, лениво, как конькобежец, описывала круги черная водяная курочка. От нее даже ряби не шло по воде.

Я растянулся в алюминиевом шезлонге, зажег трубку и стал покуривать, размышляя, какого черта я здесь делаю. Роджер Уэйд явно мог держать себя в руках, когда хотел. Встречу с Лорингом он провел на высоте. Я бы, пожалуй, понял, если бы он заехал Лорингу по его острому подбородочку. Конечно, это было бы против правил, но Лоринг позволил себе гораздо больше.

По правилам – пока их не отменили – нельзя в комнате, полной народу, угрожать человеку и бить его по лицу перчаткой, особенно если рядом стоит твоя жена и ты фактически обвиняешь ее в том, что она погуливает. Если учесть, что Уэйд только что вышел из крепкой схватки с крепкими напитками, он оказался на высоте. И даже более того. Правда, я не видел его пьяным. Не знаю, каков он в пьяном виде. Я даже не был уверен, что он алкоголик.

Разница тут большая. Тот, кто иногда просто выпивает лишнего, в пьяном виде остается сам собой. Алкоголик – настоящий алкоголик – абсолютно меняется.

Угадать, как он себя поведет, невозможно. Можно лишь точно сказать, что вы столкнетесь с совершенно незнакомым человеком.

Позади раздались легкие шаги. Эйлин Уэйд спустилась с террасы и села рядом на краешек шезлонга.

– Ну, что вы скажете? – спросила она спокойно.

– О джентльмене, который любит помахать перчатками?

– Да нет. – Она нахмурилась. Потом засмеялась. – Ненавижу, когда устраивают сцены. Хотя врач он прекрасный. Он уже закатывал такие сцены чуть ли не всем нашим соседям. Линда Лоринг не потаскуха. И выглядит, и разговаривает, и держится по–другому. Не знаю, почему д–р Лоринг так себя ведет.

– Может, он бывший пьяница, – сказал я. – Многие после лечения впадают в ханжество.

– Возможно, – сказала она и стала смотреть на озеро. – Как здесь тихо.

Казалось, писателю должно быть здесь хорошо – если писателю вообще бывает где–нибудь хорошо. – Она обернулась ко мне. – Значит, Роджер вас не уговорил?