Долгое прощание с близким незнакомцем

— Что это за вещь — «Охваченная двумя океанами»? — заинтересованно обернулся Анвар.

— Хорошая книга. Во многом биографичная. О том, как он бродил по Чукотке и плавал вдоль ее побережий в несерьезных посудинах, об истории поиска чукотского золота.

— Точно, — подтвердила Вика. — Я вижу, вы действительно до мельчайших подробностей знаете творчество Глеба.

— Только по видимой части айсберга.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что опубликованное составляет только часть его творчества, честно говоря, не знаю какую, но уверен, что извлек бы куда больше знаний и об этой части Земли, и о самом Глебе, если бы прочитал его рукописи, наброски и заметки. Чем обильней поле фактов, тем больше ассоциаций возникает при анализе текстов. Чем меньше фактов, тем меньше можешь вывести с помощью логики и интуиции. Вот, например, я был уверен, что прототипом Черешкина был Огородников, в смысле портрета, характера, но был ли сюжет рассказа основан на жизни Огородникова, откуда мне знать?

— Нисколько не был, — уверенно сказала Вика. — Глеб выдумал сюжет от начала до конца.

— Странно.

— Что странно?

— Я был уверен, что он писал только о том, что сам видел, пережил или слышал из заслуживающих доверия источников. Конечно, кое-что он при этом мог изменить в своих вещах, но не очень сильно.

— Ну, отчего же! — возразила Вика. — Он не так уж редко выдумывал, хотя не спорю, чаще отправлялся от действительных событий. Трудно даже представить, сколько всего он узнал и навидался за свою — вы, наверно, согласитесь — недолгую жизнь.

Шоферский затылок уже давно обратился в символ внимания. Видимо, Вика тоже заметила это и потому ни разу не назвала фамилии Глеба.

— Скажите, Вика, а Огородников тоже страдал внезапными припадками из-за травмы черепа, как Черешкин в рассказе?

— Да, еще как! Один раз это при мне случилось. Он упал на пол и стал биться, причем все конечности дергались в разном ритме. Глеб уже знал, как с ним надо обращаться в таких случаях, но для меня это было полнейшей неожиданностью. Глеб крикнул: «Беги, мочи простыню!» — а сам бросился его удерживать. Мы потом вдвоем еле-еле запеленали его в мокрую простыню, хотя Глеб Александрович был очень сильный человек, да и я на слабость не жаловалась.

После ее рассказа они долго молчали. Машина уже мчала по Москве. Вика сказала, куда ее подвезти. Наконец, она попросила остановиться.

— Позвоните мне, Михаил Николаевич, когда выберете время, — сказала она, пожимая Горскому руку.

— Обязательно позвоню. И скоро, — пообещал он.

Анвар тоже записал телефон Горского и пообещал, что пригласит на премьеру.

Марина ждала Михаила. Она сразу увидела, как он возбужден, как хочет тут же рассказать обо всем. Да ей и самой не терпелось услышать. Он сразу начал говорить, не заботясь о том, чтобы хоть как-то систематизировать впечатления: невенчанные жены, алкоголизм, необычайное обаяние Глеба, люди, которые, сблизившись с ним, готовы были многое от него терпеть…

Михаил говорил Марине, что его отношение к Глебу — писателю и путешественнику — от того, что он узнал сегодня, измениться не может. Ну, а каков он был в городской суете, вне того образа жизни, который считал единственно стоящим, могло быть интересно только как комментарий к кое-каким сюжетным поворотам, к кое-каким оценкам, для самого Михаила не существенным.

Глава 2. Откровения, которых нельзя было ожидать

I

— Проходите, Михаил Николаевич, — отступая вглубь коридора, пригласила Вика. — Легко нашли?

Из телефонного разговора с Викой Михаил уже знал, кем она приходилась Глебу Кураеву: «Ну, если говорить о существе наших отношений, я была женой Глеба Александровича примерно со времени его возвращения из Магадана. А разошлись мы три года назад».

— На сороковинах чего только не пришлось выслушать… Если бы все это дошло до Глебовых ушей, он послал бы всех своих друзей по весьма определенному адресу — я уверена.

— Неужто всех? Стариков-то вряд ли, — усомнился Горский.

— Старики тоже не совсем то вспоминали, — возразила она. — Вы знаете, от чего умер Кураев?

— На поминках говорили — склероз сосудов сердечной мышцы. Так мне, по крайней мере, объяснил его сосед Николай.

— А-а! Никола! — Вика пренебрежительно махнула рукой.

— Не знаете Вы, что погубило Глеба, — уже другим голосом объявила Вика. — Он пил.

— Вот это я как раз знаю, — признался Горский.

— Откуда?

— Григорий Алексеевич сказал. В перерыве между речами он подошел ко мне, и мы поговорили. Сначала о «Полигонах». И вдруг ни с того ни с сего он прямо и сказал, чем страдал Глеб. И дал понять, как страдали от этого окружающие, в том числе сам Григорий Алексеевич и его семья. По его словам, Глеба сгубил Север.

— Вот как, — тихо произнесла Вика. — А я все эти годы из кожи вон лезла, чтобы никто не узнал.

Она улыбнулась.