— И рукопись последнего варианта неопубликованного романа он оставил мне.
— «Стратегию исчезновения»?
— Да.
— А тот вариант, который Ольга Александровна уже отдала в «Современник», не последний?
— Нет, — не скрывая удовольствия, подтвердила Вика. — У нее осталось СОВСЕМ НЕ ТО.
— И у Вас, конечно, нет намерения дать ей тот вариант, который имеете Вы?
— Разумеется, нет, — подтвердила Вика и после паузы добавила:
— Вы считаете, я не права?
— Я не могу судить об этом, — ответил Михаил. — Как будущий читатель романа я бы, конечно, хотел увидеть лучший вариант, то есть тот, который у Вас. Но если сестра Глеба, ничего не выясняя и не пытаясь договориться о публикации именно лучшего варианта, без всяких сомнений и задержек торопится издать то, что оказалось у нее в руках, лишь бы взяли поскорее, я бы тоже очень задумался, стоит ли делать ей такой подарок. Вы, наверное, надеетесь, что когда-нибудь сможете передать для публикации ту рукопись, которую Глеб отдал Вам?
Вика, слушавшая Михаила с напряженным вниманием, еле заметно кивнула головой.
«Долго придется ждать», — подумал он.
— А Ольга Александровна не говорила, с какими еще издательствами она собирается иметь дело?
— Сказала, что, кроме «Современника», еще несколько издательств предложило взять новые вещи Глеба, но поименно она их не называла.
— Магаданское не упоминала?
— В разговоре со мной — определенно нет. Хотя… — думая о чем-то своем, пробормотала Вика:
— Дело в том, что Алик Мухитдинов, который прилетал на похороны, говорил мне, что постарается пробить издание романа в Магадане.
— Я не знаю, кто этот Алик, — сказал Михаил. — Но ему Вы бы доверили «Ваш» вариант романа?
Вика широко улыбнулась, потом ответила:
— Нет, ему бы я тоже не отдала.
И, уже откровенно смеясь, добавила:
— Ни за что не догадаетесь, почему.
Михаил только развел руками.
— Я была невестой Алика до того дня, как он познакомил меня с Глебом Кураевым.
— Вот как?
— Только не подумайте, — стараясь опередить его мысли, сказала Вика, — будто я оставила жениха, потому что Глеб сходу очаровал меня. Думаете, мы просто пришли в гости и нас нормально встретили? Да ничего подобного! Глеб лежал на полу голый, на той самой шкуре белого медведя, которая теперь висит на стене. Он был в пьяном бреду. А я, ненормальная, вместо того чтобы бежать, осталась, чтобы как-то привести его в порядок. Да не на один вечер, а на семь лет.
— А с вашим женихом он как познакомился? — спросил Михаил, прерывая затянувшееся молчание.
— Вместе резвились. На Чукотке и в Магаданской области.
— Как?
— Известно как. Пили вместе. Однажды допились до того, что решили на собачьей упряжке добраться до Америки. Погнали собак в торосы, вскоре потеряли ориентацию, несколько протрезвели. А тем временем их засекли радаром пограничники. Ну, и вернули молодчиков назад, составив акт о попытке нарушения государственной границы. С Глебом бывали случаи и похлещи. Вы когда-нибудь слыхали, чтобы органы высылали кого-нибудь из Магадана в Москву?
— Разумеется, никогда.
— А вот Глеба выслали! — торжествующе заявила Вика.
— Ну и ну.
— У Глеба был роман с очень красивой дикторшей Магаданского телевидения. Этакое миниатюрное создание, которую Глеб знаете как назвал? — Капелька! Так вот, за этой Капелькой ухаживал некто из высшего областного начальства. И, как оказалось, тоже добился успеха. Когда Глеб об этом узнал, он сразу прекратил с ней отношения. Все ее попытки вернуть его ничего не дали. И тогда она попыталась покончить с собой, но ее вытащили. А Глеба как виновника трагедии и опасного конкурента в двадцать четыре часа выслали в Москву.
— Мда-а, уникум, — пробормотал Михаил. — Почти как в анекдоте о проститутке, которую выгнали из публичного дома за моральное разложение. В «московской ссылке» вы и познакомились?
— Да. При каких обстоятельствах, вы уже знаете. Вот тогда-то для меня и началась нескончаемая работа. Сделать из него настоящего писателя.
Михаил было подумал, что ослышался: ОНА решила сделать писателем ЕГО!
Но Вика продолжала:
— Вы думаете, он действительно умел писать профессионально после того, как выпустил первую книгу в Магаданском издательстве? Ему не хватало воли работать, работать и работать изо дня в день. И он, если хотите знать, еще слишком мало умел.
— Вы что, — отпарировал Михаил, — полагаете, что профессиональный писатель должен писать как машина? Не признаете досуг необходимой частью творческого процесса, когда человек созревает для того, чтобы выдать небывалую вещь?
— Нет, — отрезала Вика, и Михаил, пожалуй, впервые осознал, с каким жестким, пожалуй, железным человеком (или даже противником?) имел дело Кураев.
— Нет и еще раз нет, — повторила Вика. — Знаете, сколько времени он бы сам «дозревал»? И сколько еще алкоголя вместил бы такой «досуг»? Я заставляла работать его всё это время, я задавала ему норму, читала, критиковала, объясняла, как надо писать.
— ВЫ ЕМУ объясняли?
— Конечно.
— И он выслушивал Ваши наставления?