Долгое прощание с близким незнакомцем

— Это ты называешь хулиганством?

— Нет, я все твое поведение считаю хулиганством.

— Это почему же?

— Это потому, что я тебе давно не жена, и потому, что ты живешь с другой женщиной.

— И это потому, — продолжил я, — что отнятое от Люды тебя отнюдь не беспокоит, а, возможно даже радует. В самом деле, что плохого, Вик, что между нами не все кончилось? Мы же не выдумываем страсть, она сама себя проявляет. Вот, посмотри.

Она посмотрела и не стала спорить. И еще на пороге спальни сбросила с себя кимоно.

Потом я довольно долго лежал рядом с уснувшей Викой и думал о ее ревности к Люде. И о том, как ей приятно взять теперь реванш. С моей стороны все происходившее не было хулиганством ни по отношению к Вике, ни по отношению к Люде. Я ничего ни у кого не крал, ибо не имел никаких обязательств. Более того, я не требовал верности ни от Вики, ни от Люды. Право слово, свобода порой бывала не только хороша сам по себе, но еще и тем, что удобна. Внезапно и бурно проснувшееся во мне желание заставило еще раз задуматься, так ли уж я был готов к отшельничеству, как мне казалось. С Людой жизнь, кстати, шла тоже довольно интенсивно — может быть, и не так, как в совсем молодые годы, но все же не вяло, далеко нет. Ей я тоже ничего пока не говорил о своих намерениях — все же впереди, до разлуки было еще полтора года, если, конечно, мы столько еще проживем вместе.

Вика проснулась не скоро.

— Ну что, хорошо пригрелся в чужой постели? — спросила она.

— Неплохо, — подтвердил я. — А как ты смотришь на то, чтобы я остался с тобой и на ночь?

— Что-то ты чересчур разбежался.

— И не говори — не могу остановиться.

— А в чем дело? Люды дома нет?

— Да, она уехала в Ярославль на неделю.

— Угу. Значит, мне предоставлена редкая честь заменить ее в постели?

— Разве дело в ее отъезде?

— Тогда что произошло? Что так усилило Вашу мощь? В Вашем-то возрасте. Мне бы хотелось разобраться в этом необычном явлении природы.

— Вы хотите сказать — в этой природной аномалии?

— Да, так, пожалуй, будет точнее.

— Что ж, от Вас у меня нет секретов. Никогда еще дама, обитающая в этом роскошном прекрасном замке, не распускалась столь пышной розой, как теперь. Ее прелести увеличились стократно. В основном я имею в виду их притягательность, а не только величину.

— Ах, вот чему она обязана!

— Да, разумеется! Я ведь только начал! Но готов доказывать и дальше — всю ночь напролет!

— Вот что я Вам скажу! — услышал я. — Вы очень самонадеянны, сэр!

— Напротив, мэм. Почтительнейшим образом прошу Вас сделать мне честь!

— Сделать Вам честь? А что сделаете для меня Вы?

— Все, на что способен, миледи! Я мечтаю со всей страстью послужить вам! Отблагодарить вас!

Неожиданно обнаружилось, что отрабатывать старые долги, которые уже не надеялся отдать, может быть приятно не только в моральном смысле, но и в физическом. Вика ведь немало для меня постаралась — пусть не самым разумным образом, зато по-женски искренне и страстно, пусть давя на меня, но сделавши в то же время больше, чем какая-либо другая женщина в моей жизни. Нет, что ни говори, в этом смысле я был ее должником и теперь наконец мог ей отдавать, отдавать и отдавать, пока она когда-нибудь не скажет «хватит, ты больше мне ничего не должен». Или она никогда не захочет такое сказать?

III

Я не успел соскучиться по Люде. Но неожиданно рано соскучилась она. В Ярославле ей почему-то стало неспокойно, и вместо недели она провела там только три дня. Я подумал, что телепатические каналы все-таки существуют, а доступ к ним имеют не только особо одаренные люди. Короче, она прилетела ко мне, но никого не застала, и то ли в качестве компенсации за неправедные подозрения, то ли потому, что за три дня сама стосковалась, постаралась устроить мне фестиваль, в котором я (какое дивное совпадение!) снова получил право заказывать, что мне угодно. И мне действительно захотелось воспользоваться этим и не ограничивать себя, подобно мужу, вынужденному считаться с воспитанием и моральными представлениями жены — жертвы устаревших традиций. В итоге я по-новому ощутил внутреннюю, тайную жизнь ее плоти, обычно слабо ощущаемую мужчинами, которые думают преимущественно о себе, не подозревая о том, какими бы они действительно могли быть молодцами и как много нового сами могли бы испытать, если бы знали, чтó способны вызвать в глубинных недрах, так сказать, в самом ядре женской Земли. Сравнивая двух женщин, в постелях которых я побывал с разницей в два дня, я пришел к выводу, что истовое рвение украсило их обеих. Люда, которая обычно была менее сдержанна, нежели Вика, на сей раз выигрывала не так много. Как бы то ни было, обе мои женщины, видимо, по наущению свыше, дружно напомнили мне, что мужчине в возрасте самого начала пятого десятка следует хорошо подумать, прежде чем лишать себя таких дивных удовольствий. Готовности к добровольному монашеству во мне было ноль целых ноль десятых — какие-то сотые или тысячные доли процента.