Долгое прощание с близким незнакомцем

По огню, который впервые в течении нашей беседы зажегся в его глазах, я понял, что этим суждением впервые расположил его к себе. Он продолжил:

— Может быть, помните такого героя повести Бориса Лавренева «Сорок первый» — поручика Вадима Говоруху-Отрока. Он сказал малиновому комиссару Евсюкову: «Тебе этого не понять…

— Разница культур!» — подхватил я.

— Именно! И ничто другое!

— Андрей Владимирович! Но неужели им при их культурном превосходстве и, в сравнении с нами, знании интересно наблюдать эпохи первобытного варварства, которые они давным-давно миновали?

Он снова с любопытством, словно ничего подобного и не рассчитывал услышать, взглянул на меня.

— Здесь, увы, я могу высказывать только свои догадки, и они вряд ли в чем-то серьезно отличаются от ваших. Видимо, их прошлые варварские цивилизации, сходные с нашей, ушли в прошлое настолько давно, что им действительно любопытно произвести натурные археологические наблюдения. При этом они обязали себя придерживаться принципа невмешательства.

— Думаю, так, — кивнул я. — А узнать, к чему они пришли, я имею в виду в социальном смысле, есть какие-то шансы?

— Исключить не могу. Просто рука не поднимается, — признался он, — но, думаю, это крайне маловероятно. Ведь такого рода откровенность с их стороны еще надо заслужить. А чем?

Он пожал плечами.

— Продвижением к их совершенству, — снова предположил я.

— Наверно, но лишь при условии, что мы сами нащупаем правильный путь. А вы ведь сами знаете, насколько по-разному люди представляют себе «правильный путь».

Последние два слова он произнес с нарочитой аффектацией, вкладывая в них скорее презрение, чем сомнение.

— Скажите, Николай Михайлович, — продолжил он после обдумывания какой-то своей мысли, — у вас не прошло желание сотрудничать с нашей комиссией после того, как я вполне откровенно информировал Вас о том, что мы, образно говоря, почти так же голы, как и вы?

— Нет, не прошло. Все-таки это «почти» на сколько-то отлично от нуля, — ответил я. — И мне хотелось бы самому принять участие в том, чтобы величина этого «почти» возрастала.

— Как вы это себе представляете?

— Честно говоря, мне почти нечем похвастаться. Единственный опыт, который у меня есть в области прояснения неизвестного, — это анализ причин летных происшествий, случавшихся со знакомыми летчиками. Иногда они ухитрялись выжить, чаще же — нет. Комиссии, которые работали после аварий, на мой взгляд, не всегда докапывались до истинных причин.

— А Вы докапывались?

— К сожалению, не всегда, однако большей частью — да. Думаю, что лишь поэтому я и дожил до пенсии и теперь вот нахожусь перед вами.

— Мне Пионовский рассказывал о Вашей летной репутации, — усмехнулся Абаза. — Не скрою, это одна из главных причин, по которой я согласился на встречу с вами.

— А другие причины? — перебил я, чтобы избежать возможных комплиментов.

— Еще одна, как мне подсказывает интуиция, да и жизненный опыт тоже, — отличный летчик вряд ли согласится работать по заданию органов.

— Что, стараются внедрить?

— Вы даже не представляете, как настойчиво.

— Значит, есть риск, что меня теперь попробуют привлечь… — Свой вывод я сделал вслух, и Абаза согласно кивнул.

— К счастью, испортить мне летную карьеру они уже не могут. И заслуженную пенсию тоже вряд ли отберут.

— Если вы не будете очень сильно возникать, когда не надо, — возразил он.

— А вам они… — я замялся, подбирая подходящие слова, — уже в чем-то воспрепятствовали?

— Да. Но со мной, ерунда. Почти пустое — не дали защитить докторскую диссертацию. Только и всего. Невелика потеря, — махнул он рукой. — Другим, бывало, доставалось хуже.

— Как, например?

— Лишали допуска, следовательно, попросту увольняли с секретной работы. Кое-кого подвергали психиатрической экспертизе. Наверное, догадываетесь, какой?

Я кивнул:

— Это у них есть в запасе для любого.

— Вот в том-то и дело, — сказал Абаза, — в том-то и дело… Сколько сообщений от очевидцев по этой причине не доходит до нас, а часто и до них!

— Об этом я знаю.

— Скажите, а вы могли бы совершать поездки из Москвы в интересующие нас места с командировочными удостоверениями от нашей комиссии для встреч с очевидцами или для наблюдений? За счет комиссии, разумеется.

— Время у меня есть, готовность встречаться с вашими корреспондентами — тоже. Вот только стоит ли мне брать от вас командировочные удостоверения? Ведь вы, как я пониманию, остаетесь «неформалами». Не лучше ли мне встречаться с людьми без этих бумаг?

— Совсем без бумаг — тоже плохо, — убежденно возразил Абаза. — Могут и за шпиона принять. А так мы — хоть и плохонькое, но все же прикрытие. Как бы… — он тоже не сразу подобрал слова, — неодобрительно они ни относились к нашей деятельности, все-таки нас не разогнали. Правда, и выпрямиться в полный рост не позволяют. Ну, и то ничего.

Я кивнул, соглашаясь.