— А лихость на что?
— А что, можно было лететь? — с напряжением спросила она.
— По инструкции, разумеется, нет. А при крайней нужде можно. Тем более что на базе аэродром открыт.
— Значит, Вам не захотелось, — поняла она. — А отчего?
— Откровенно? Тоже, в общем, устал. Зачем рисковать впустую? Захотелось побыть в покое и тишине. Хотя бы немного. А потом заинтересовался Вами. Нет! — я протестующее выставил руки с брюками перед собой. — Не подумайте худого! Просто захотелось побыть рядом с воплощением женского благородства.
— Интересно, с чего это Вы взяли, что я воплощение? Не думаете, что можете ошибиться? — спросила Лиля.
Лиля перевернула мою тужурку подкладкой к огню. Следом за ней я повернул свои брюки. От них тоже шел пар. Неожиданно она сказала, не поворачивая ко мне головы:
— Вы даже не представляете, как приятно слушать такое после нескольких месяцев пустоты, даже если Вы все преувеличиваете.
Я подложил поленьев в костер. Неожиданно для себя я произнес вслух:
— «Я смотрю на костер угасающий, Пляшет розовый отблеск огня», — и осекся, поняв, что договаривать этот куплет геологической песни рядом с Лилей было просто бестактно, потому что дальше следовало: «После трудного дня спят товарищи, Почему среди них нет тебя?».
— Вот как? — не сразу отозвалась Лиля. — Вы и это знаете? Откуда?
— Мой одноклассник — потомственный геолог. Однажды он привел меня встречать седьмое ноября в свою студенческую компанию. На третьем курсе, по-моему, дело было.
— Вам там кто-то из девушек очень понравился? — догадалась Лиля.
— Да, действительно. Очень.
— Как ее звали?
— Риточка Фрейберг. Тоже, по-моему, геолог во втором поколении.
— Ну, и во что это вылилось?
— Ни во что, если не считать абстрактной мечты.
— Почему?
— За ней ухаживал Гошка, мой одноклассник.
— А он женился на ней?
— Не знаю. Я там больше не бывал.
— Чтобы не расстраиваться?
— Да.
— Может, напрасно?
— Нет, я лишь успел ощутить, что могу ее полюбить.
— Так была хороша?
— Да, очень. И внешностью, и душой. Прирожденная светлая блондинка, а лицо благодаря глазам еще светлей. Вот вроде, как у вас. Я сказал и запнулся. Мы с Лилей встретились глазами.
— Вы полагаете, мы с вашей Риточкой похожи? — голосом, в котором сквозила не то жесткая взыскательность, не то неприятие того, что я сказал, спросила Лиля. — Или Вы считаете, что все женщины-геологи на одно лицо?
Лиля смотрела на вновь разгоревшееся пламя. Она молчала, и я молчал. От моей одежды уже перестал идти пар, и лишь местами ладони ощущали оставшуюся влагу.
— Пойдемте в палатку, — сказала Лиля. — Больше сейчас все равно не просушишь.
Я кивнул и спросил:
— Огонь оставлять или залить?
— Зачем? — удивилась она. — Сейчас в тайге ничего не загорится. Да и дождь сам зальет костер.
Лиля шла впереди, временами подсвечивая путь себе и мне фонариком. Лиля застегнула полотнище входа. Затем нагнулась и достала из-под своей раскладушки скатанный спальный мешок.
— Устраивайтесь.
Моя сумка-планшет уже находилась в палатке. Расстелив мешок, я придвинул сумку к себе и нащупал посудины. Одна из бутылок звякнула.
— Что там у Вас? — спросила Лиля.
— Есть коньяк, бутылка водки и самодельная настойка на клюкве.
— Давайте клюковку.
— Отлично. Наши вкусы совпали.
— А зачем тогда носите с собой водку и коньяк?
— Да, в общем, либо как презент кому-нибудь, кого, может быть, наперед не знаешь, либо для употребления экипажем в трудных ситуациях. Может, вашим ребятам отдать?
— Нет. Отдайте мне. А то у меня заканчивается НЗ.
— Нашедшего первую фауну премировать уже нечем? — подхватил я.
— Вы знаете? — удивилась она.
— Как не знать, если столько лет геологов перевожу.
Лиля засмеялась.
— Открывайте банку.
— Ого! Лосось в собственном соку!
— Вам нравится?
— У меня с собой и хлеб есть.
— Да ну! Доставайте. А то мы все из муки ландорики печем.
— Ясное дело. Вот, принимайте.
Я извлек из сумки заветную фляжку и пару пластмассовых стаканчиков.
— За Вас, Лиля.
— И за Вас, Коля.
Мы чокнулись стаканчиками и выпили.
— Как, на ваш взгляд?
— Вкусно, — призналась она. — И вроде не слишком крепко.
— Старался, — сказал я. — Вот теперь можно выпить за встречу.
— Сначала поешьте.
— Хорошо. В других палатках, я полагаю, сейчас кипит мозговая работа насчет того, что там делают наша начальница и пилот?
Лиля подумала и спросила:
— Вам так важно? — и твердо добавила, — разумеется, нет. Если бы я со всеми их мнениями считалась, здесь никакого дела не делалось бы.
И опять стало тихо, как тогда у костра. Стал слышнее стук дождя по крыше палатки.
— Вы серьезно? — наконец, сказала она.
— Да, серьезно. Я прошелся глазами по лицам после прилета. Вроде хамского отродья не заметил. Тут кто-то должен быть хотя бы тайно влюбленным в Вас. А отсюда и шага нет до ревности.
Лиля снова засмеялась.
— Ну, давайте выпьем за встречу.
Мы снова чокнулись. Немного погодя я налил по новой.
— Я поняла, что после знакомства с Риточкой Фрейберг вы с повышенным вниманием относитесь к женщинам-геологам. Кстати, не знаете, как она теперь?
— Нет, не знаю.
— Ну, все равно — выпьем за нее.
Лиля подождала, пока я выберу из банки остатки лососины, и сказала.