Доля ангелов

Пункт номер четыре из утреннего списка — туроператор. Индивидуальный тур. Разумеется, во Францию, правда, еще не известно, куда именно, но это вопрос времени.

Двух часов, если быть точной.

Пока — не случайно же книжка попалась на глаза — можно просто проглядеть туристические агентства. Наверняка их тьма-тьмущая. Проще, наверное, расспросить знакомых. Того же Птаху, к примеру.

Но время есть.

И толстая книжка дешевой газетной бумаги уже на столе, раскрылась — между прочим, нечаянно — на букву «Т».

Бог мой, как погано, наверное, ощущают себя сегодня клерки бывшего советского «Интуриста» — когда-то великого и могучего. А главное — единственного в огромной стране. Сколько людей, трепеща, униженно обивали пороги нашей «конторы Кука» в вечном стремлении познать иные края, океаны и континенты — или на крайний случай разжиться парой приличных джинсов и пакетиком жвачки. Иное дело — теперь. Клоны Кука числом несколько сотен — только в Москве — наперебой зазывают путешественников в самые экзотические уголки планеты.

Без особого усердия листаю тонкие страницы — бесконечные «…туры», «…вояжи», «…трэвелы».

Уже рябит в глазах.

И вдруг — знакомое лицо в толпе. В океане чужих и чуждых физиономий. Мимолетно, вскользь. К тому же почти забытое. Кто-то — из прошлой жизни.

«Майя-тур».

Разумеется, «тур», как иначе на этой странице?

А вот Майя…

Майка Печенина.

Она училась со мной на юрфаке. Не подруга и даже не приятельница — однокурсница. Человек, впрочем, симпатичный, неглупый, веселый, в мелких гадостях, равно как и большом свинстве, не замеченный. Иногда мы ходили за компанию есть пирожки в стекляшку напротив «Библиотеки», курили на глухой лестничной площадке, трепались о чем-то мимолетном. Потом — как бывает обычно — потерялись, немедленно после государственных экзаменов и выпускного загула. И встретились, как — опять же! — случается чаще всего, неожиданно, на улице. Вернее, на «зебре» пешеходного перехода. Между прочим, в двух шагах от стен alma mater…

Я опаздывала на открытие какой-то выставки в Манеже. Официальной и официозной, потому — в присутствии высоких особ.

Опаздывать — стало быть — не с руки.

Но машины ползли черепашьим ходом.

Чертыхаясь, я выскочила у светофора.

Мчать к парадному подъезду рысью было — понятное дело — не слишком приятно. Выбирать, однако ж, не приходилось.

Слава Богу, горел зеленый, толпа деловито шлепала по переходу. Обгоняя зевак, я старательно перепрыгивала лужи: грязные туфли на сияющем паркете — зрелище безобразное.

Тихий оклик откуда-то сбоку — надо ли говорить? — был некстати.

На ее, Майкино, счастье, в пригласительном билете предусмотрено, как принято, два лица. А второе — Антоново — на ту пору отсутствовало в стране.

Мы не опоздали, хотя этого, разумеется, никто не заметил. Церемония чинно двинулась по наезженной колее.

Появилось время поговорить.

Разговор, однако, получился невеселым.

Я помнила, что она училась хорошо, подавала надежды, которые и сбылись поначалу: по распределению Майка попала в серьезный академический институт. Открылись — что называется — перспективы.

Но ненадолго.

Она и теперь работала в том же институте, старшим научным сотрудником. Успела защитить диссертацию.

Ей платили зарплату, равную примерно половине тех денег, что стоил обед, съеденный нами в ресторане «Maksim’s» — на углу Манежной и Тверской.

Теперь московского «Maksim’s» больше нет. А жаль. Он был уютным и вкусным.

Мы, кстати, хорошо посидели в тот раз и выпили, разумеется, бутылку моего любимого розового «Cristal».

И может, оттого, что легкий хмель растрепал чувства и развязал язык, я задала неуместный, к тому же едва ли не риторический вопрос.

Во-первых, потому что следовало бы пощадить Майкины чувства.

Во-вторых, в силу собственного глубокого убеждения. Человек — какая бы напасть ни случилась — обязан бороться. Биться до последнего. Любой ценой держаться на плаву. Идти на что угодно, но только не сидеть сложа руки, проклиная невезение и проливая слезы.

— Послушай, а какого, собственно, дьявола ты до сих пор торчишь в этом своем НИИ?

Она взглянула затравленно.

— А где еще я нужна?

— Юрист? С университетским образованием? Кандидатской степенью? Твоими мозгами, наконец?

— Ты не помнишь, конечно, но со студенческой скамьи я занималась государственным правом. Знаешь, как звучит тема моей диссертации? Советская социалистическая федерация как оптимальная форма государственного устройства… Ладно… зачем повторять всякую галиматью? Смешно, да?

Она заплакала.

Стыдливо отвернула лицо к окну, но там, за окном, была улица, как всегда, запруженная народом.

Народ заглядывал в большие нарядные окна, не скрывая любопытства. Кто там ест, пьет, с кем общается в дорогом ресторане?

Она испуганно отпрянула от окна, взглянула на меня — совсем уж потерянно и жалко.

— Совсем не смешно. Все учили эту галиматью про совершенные социалистические формы. Ничего, переучились на ходу.

— Я не переучусь.

— С чего ты взяла?