— Странностей действительно поубавилось. А насчет правоты… Увы, Юра. Должна разочаровать.
— Не верю. Чем еще мог разродиться наш незабвенный, кроме как откровениями великого ублюдка? Теперь, кстати, изрядно в ходу: записки гулящих девок, заметки мелких пакостников — в глянце, в документальном формате.
— Холодно, Юра. Вечная мерзлота.
— Детектив?
— Ничуть не теплее.
— Что-то из серии — как стать миллионером. Практическое пособие для начинающих.
— Северный полюс.
— Сдаюсь. И знаешь, ты была права насчет любопытства. Разбужено. Я бы даже сказал, разгорается со страшной силой.
— Потерпи немного, погаснет. А может — наоборот.
— Интригуешь?
— Даже не думаю. Вот она, рукопись, в сумке. Отдам, как только ответишь на пару вопросов. Не хочу терять время, пока ты будешь наслаждаться высокой литературой.
— А она — высокая?
— Не мне судить. Издатели считают: может пойти.
— В смысле — иметь успех?
— Я просто цитирую. Дословно. Насчет смысла не думала, если честно.
— Ладно. Отложим творческую дискуссию. Что за вопросы?
— Последний год перед смертью Антон раза два ездил за границу. Я не ошибаюсь?
— Дай подумать. Ну… Да. Два. Если не считать последнего.
— Не считать. А куда, помнишь?
— Помню прекрасно. В Лондон — встречался с адвокатами. Я, как ты понимаешь, летал с ним. Потом — в Париж. А вернее — во Францию. Просто так, пошататься, попить винца. Но это уже без меня.
— А с кем?
— Ну, ты знаешь…
— Да брось, Юра. Неужели похоже на приступ запоздалой ревности? Мне нужны персоналии. Он, она… И — все, что ли?
— Вроде так. Хотя странно. Последнее время Антон без охраны — ни шагу. А за границей нанимал вдобавок пару тамошних спецов. Разумно, между прочим. И внешний эффект — весьма. Двое, знаешь, таких черных гоблинов по бокам. Впечатляет.
— А не знаешь, случайно, где именно он шатался во Франции?
— Понятия не имею. Да и где там особо шататься-то: замки Луары, гастрономический тур по Бургундии, Бордо, Лазурный берег, Сардиния, Корсика, Нормандия… Хм, вообще-то прилично набегает местечек. Но так ведь это выяснить совсем не проблема. Тебе когда нужно?
— Сейчас.
— Тогда не обессудь, вынужден звякнуть известной особе. Твой слух не оскорбит?..
— Не оскорбит, и даже… Знаешь, Птаха, ты устрой, пожалуйста, так, чтобы мы с ней увиделись. Прямо сейчас.
— Это еще зачем? Я спрошу — она ответит. Ты что, мне не веришь?
— Я тебе верю. Но ты еще не читал этого. Потому — объяснять долго.
— А ты попробуй. Вкратце, телеграфным стилем. Не люблю, знаешь ли, импульсивных решений. Тем более — твоих. Побаиваюсь. Сделай милость, успокой старика.
— Хорошо. Вкратце: мне сейчас не так уж важно, где и с кем именно Антон был во Франции. Важнее: что там произошло?
— С ним?
— С ним. Или — вообще. Может, кстати, ничего из ряда вон выходящего не происходило, по крайней мере для всех прочих. Но они — прочие — были вместе с ним. И значит, видели кое-что… Не могли не видеть.
— Что видели?
— Замки, лестницы, парки… пейзажи, интерьеры… Не знаю. Что-то же они там видели?
— И сейчас тебе кажется, что это важно?
— Именно так.
— После того как прочла Антонов опус?
— Да.
— Хорошо. Я устрою вам встречу. Прямо сейчас. Только…
— Неприкосновенность шевелюры гарантирую.
— Фу! Об этом я даже не думал.
— Потому что ты не женщина.
— Справедливо. Однако ж мордобитие я в принципе исключил отнюдь не поэтому.
— Интересно — почему?
— Ничего интересного. С какой, собственно, стати ты станешь цепляться за ее шевелюру? Отсутствие мотива, матушка, — еще не отсутствие состава, но серьезный изъян в структуре обвинения. Тебе ведь это совершенно безразлично. Теперь — тем более. Да и прежде, думаю, не слишком беспокоило. Разве что в прошлом. Далеком-предалеком. Чего уж сейчас-то трепать шевелюру?
— Но у нее-то — не в прошлом?
— У нее — нет. — Птаха смотрит на меня серьезно и укоризненно. — Ей, знаешь ли, сейчас не до потасовок… В общем, горе у нее, хотя тебе, наверное, не слишком приятно это слышать.
Ошибается Птаха.
Мне безразлично. Параллельно, как говорил Антон.
Горюет — так что же? Мало ли народу печалится теперь на планете!
Пусть горюет сколько душе угодно.
Главное — чтобы заговорила, рассказала.
А еще главнее — чтобы было о чем рассказать.
Искомое порой является неожиданно, совсем не там, где собираются искать.
Так и вышло.
Не без колебаний, к тому же заметно волнуясь, Птаха исполнил все, как требовалось.
Она, «девица на замену» — так обозначился когда-то в сознании образ и, надо сказать, прижился вполне, — похоже, не колебалась и даже не задавала вопросов.
Встреча была назначена. И предстояла уже через пару часов.
Совершенно свободных.
Процесс искупления чужой вины, возврата чужих долгов и собственного поэтапного социального самоубийства уверенно катится по накатанной колее. Независимый, неуклонный и неумолимый.
Моего присутствия уже почти не требуется.
Внушительный том «Желтых страниц» — первое, что бросается в глаза в приемной.
Забавно.
Справочник наверняка был здесь всегда. Просто у меня не было в нем нужды. Теперь возникла. Едва ли не подсознательно.