Доля Ангелов (ЛП)

Один гудок. Два гудка…

— Я как раз собирался тебе звонить, — сказал шериф вместо приветствия. — Тело твоего отца отдадут завтра… для кремации.

— Нет, не отдадут.

— Что, прости?

Лейн сосредоточился на бледном куске плоти, который виднелся в кентуккском черноземе.

— Мы нашли кое-что захороненное. Прямо под окном моей матери. Ты и твои ребята из отдела убийств не хотят вернуться сюда?

— О чем мы говорим.

— Это принадлежит моему отцу, насколько я могу судить.

На одно сердцебиение установилась тишина.

— Ничего не трогай. Я выезжаю. Ты вызвал уже полицию?

— Нет.

— Позвони им…

— … чтобы было зарегистрировано в отчете.

— … чтобы было зарегистрировано в отчете, — произнес Ремси.

Лейн жестко засмеялся.

— Теперь я уже знаю.

Они оба одновременно повесили трубки, Лейн позволил себе вернуться на лужайку, где Лиззи, он и Грета сидели полукругом вокруг ямку, которая напоминала ямку для костра, но зефира не было. «Может это связано с привидениями», — подумал он.

Спустя мгновение из открытой парадной двери особняка послышались звуки ссоры, голос Джин становился громче, Семюэль Ти вторил ей в точно такой же тональности.

«Жаль, что твоего отца не кокнули».

Голос Семюэля Ти. отдавался эхом в голове Лейна, который пожалел, что выплеснул свой бурбон в изгородь из самшита у входной двери.

«Сейчас могут кардинально измениться правила игры», — подумал он про себя. Хорошо это или плохо, еще предстояло узнать.

— Эдвард, — прошептал Лейн. — Эдвард, что ты…

В округе Огден, Эдвард сидел, откинувшись на спинку стула Арчи Банкер и отказывался приветствовать своего посетителя.

— Вам не стоило приезжать сюда, совершенно нет никаких оснований.

Доктор Майкл Калби вежливо улыбнулся. Парню было тридцать пять, но выглядел он на двенадцать, по крайней мере, внешне, его красивое лицо и воронова крыла волосы давали неверное представление о его наполовину иракском происхождении, его зоркие, ничего не упускающие карие глаза видели все, их невозможно было ввести в заблуждение, думая, что можно воспользоваться его добротой. Его ум был настолько четкий, что он был живым Дуги Хаузером в медицинской школе и в ординатуре, а затем окончив, пошел помогать отцу с практикой в городе. (Дуги Хаузер — история о мальчике-вундеркинде, который в 16 лет уже работает врачом в клинике. В коллизиях интересно и порой смешно сочетаются его взрослые проблемы, связанные с работой, и обычные подростковые.)

Эдвард был их пациентом долгие годы, но он не платил членские взносы, поскольку он относился к Чарлмонту. Вежлив ли он был к нему или нет, казалось Калби не волновало.

— Я на самом деле не нуждаюсь в твоих услугах, — выпалил Эдвард. — И что за галстук на тебе, галстук «Эрудита»?

Доктор Калби посмотрел вниз на разноцветные шелковые ленты, которые свешивались у него с шеи.

— Да. Если я вам не нужен, почему бы вам не встать и не проводить меня до двери, как подобает джентльмену?

— Мы живем во времена персональных компьютеров. Мне не хотелось бы тебя оскорблять, но это может повлечь за собой нежелательную реакцию в интернете.

Доктор Калби кивнул Шелби, которая стояла позади него, скрестив руки на груди, как боец смешанных единоборств, ожидающий взвешивания.

— Она сказала, что вы все время спотыкались в конюшне.

— Можешь это сказать в пять раз быстрее, — Эдвард указал на старомодный черный саквояж в руке доктора. — Это на самом деле то, что я думаю, или бутафория?

— Он достался мне от моего деда. И наполнен вкусняшками.

— Я не люблю леденцы.

— Вам не нравится ничего из того, что я слышал.

Доктор прошел вперед и опустился на колени перед Эдвардом, ноги которого были обуты в тапочки с монограммой, единственные, которые подходили ему, учитывая жуткую боль и отек.

— Эти тапочки просто фантастические.

— Они моего деда. Я слышал, что мужчины из Кентукки никогда не покупают себе ничего нового, кроме жены. Послушать, так наши гардеробные наполнены хлебом и рыбой.

— Больно?

Изувеченное тело Эдварда дернулась в кресле, и он схватился за подлокотники, он прохрипел:

— Не очень.

— А сейчас?

Доктор переместил его щиколотку в противоположном направлении, Эдвард прошипел:

— Это расплата за мои женоненавистнические комментарии?

— Вы признаете, что вам больно?

— Только если ты коп, играющий в демократию.

— Я гордился бы этим.

Эдвард хотел бы продолжить с ним словесную перепалку, но его нейроны слишком перенасытились сенсорной перегрузкой, и в этом не было ничего хорошего. Он крякнул и выругался, он был осведомлен по поводу Шелби, которая стояла в сторонке и с негодованием наблюдала за этим шоу.

— Вы можете попытаться согнуть ногу? — спросил Калби.

— Думаю, да.

После более двух часов пыток… ладно на самом деле двух минут, доктор Калби присел опять на корточки.

— Не думаю, что щиколотка сломана.

Эдвард посмотрел на Шелби.