Доля казачья

Снимает китель Страха казак Федоркин со своих плеч и передаёт американцу.

— Хоть он и прижился на мне, но дружба дороже. Быть тебе, Генри, мой дорогой друг, обязательно генералом. С твоей мудрёной головой ты и большего звания достоин.

И снова едут атаман Бодров и Генри Страх на свою базу к американцам, уже на двух бронепоездах.

Американский бронепоезд ведёт Генри, как в последний пути свой корабль капитан. Он прощается, уже навсегда, со своим детищем. И по этому поводу не смолкают там пушка и пулемёты. Всякая, хоть маломальская цель, движущаяся, или даже ползущая, всё подвергается немедленному уничтожению огнём и свинцом. И у Генри душа болит, ведь человек он творческий. Не только картёжник, но и неплохой ещё художник. И тут у него талант имеется.

Поэтому всё надо сделать, как можно ярче, чтобы каждый эпизод этого исторического прощания был величественным и грандиозным по своей задумке. Тем более, что возможности американцев неисчерпаемы. А насчёт боезапаса, то этот вопрос уже давно решён, всё будет восстановлено на американской базе. Сэм Гульден ждёт их там, не дождётся. Все глаза интендант проглядел. И он хочет уважить обоих героев: и своего старого друга Генри и нового, атамана Бодрова. Постарался товарищ на славу, тут ничего не скажешь.

Грянул медью оркестр, лишь только показались два бронепоезда.

И разрывалась от счастья медь, пока не замер последний шатун в паровозе и он не остановился.

Построились смешанные экипажи двух бронепоездов. И поклонился им Генри Страх. Затем подошёл к своему бронированному паровозу, приложил к его броне свой цветастый платочек и поцеловал его. И тут снова грянул туш герою, под восторженные крики военных двух стран.

— Но и это не всё — кричит довольный Генри Страх.

И он торжественно передаёт символический ключ от своего бронепоезда, уже знаменитому на всю Манчжурию, Чингиз Хану Бодрову. Тут уже все смешались, всем солдатам было не до строя. Он рассыпался, как будто его никогда не существовало. Как весёлый дождик под ярким солнцем.

И казалось ликующим солдатам, в этот добрый миг, что никакой войны не бывает — веселись, честной народ, на весёлом празднике. Чины собрались здесь немалые, даже консул американский приехал. И глупо было бы всё это празднество оставлять без охраны, война уже многому их научила. Посоветовавшись с Генри, решили командиры второй экипаж нашего бронепоезда, который ещё не выпалил в воздух весь свой боезапас, поставить в охранение до следующего дня. Иначе не могло быть на этой коварной войне, и не всё ведь, коту масленица. Но пока везло им, как никогда, все целы были и здоровы. Но могли случиться непредвиденные обстоятельства, ведь война всё же, не мать родная. И баловать их удачей всегда не будет. Надо и самим поостеречься.

Недовольно пороптали служивые, но, получив в руки по бутылке хорошего вина, успокоились. Теперь и этот каприз войны можно весело пережить, доживём до весёлого дня — завтра. Поехали офицеры и американский консул на машинах в местный ресторан. А там их уже с почётом встречают хозяева, как самых дорогих гостей. Тут же и наш российский консул и атаманы Лихов, Копчённый, с генералом Семихватовым.

Сегодня все они почётные гости великого торжества, в честь союза России и Америки.

Никогда не был на таких приёмах и торжествах Лука Васильевич и сразу растерялся. Но Генри Страх был здесь, как рыбка в воде.

Пожалуй, что здесь не было ни одного чина, хоть мало-мальски себя уважающего, с кем он не играл бы в карты. Это уже точно было, как счёт по ушам вести в покере.

Возможно, что Генри и с самим консулом тоже играл, но сами они об этом не распространялись: зачем? Американский консул всех перечислял по их званиям, не забыл представить и знаменитого на всю Манчжурию атамана «Чингиз Хана» Бодрова.

И никто из собравшихся здесь высоких чинов не посмел даже ненароком бросить тень на сказанное представление сотника Бодрова. Всё это воспринималось с торжеством и лёгкой завистью, и не иначе. Смог же человек добиться такого почитания множества народа, и не одной нации, а многих, на этой дикой войне. Не всякому это дано, особенно простому казаку. Состоялось и присвоение звания майора Генри Страху. Конечно, тут не обошлось без иронии, все знали, что никудышный он был службист, но весельчак, повеса и неисправимый картежник.

И как ни странно, все эти, казалось бы, порочащими его качества, на войне придавали ему особое уважение. Наверно, что-то было такое в его характере и поведении, что шло вразрез со всякой логикой, как и на всякой войне. И, как ни странно, это всеми ценилось. Наградили всех наших атаманов и генерала Семихватова орденами «За Дружбу Народов», что было весьма почётно.

Такую международную награду не всякий генерал мог заслужить, и особенно приятно было Луке Бодрову её принять из рук консула.

— Служу Царю нашему и Отечеству!