Долина

Это произнес директор главного управления национальной полиции. Длинный сухопарый субъект, улыбчивый, как гильотина, сурово уставился на него из-под очков. Поскольку он был председателем совета, то его голос считался за два. Сервас это знал.

Директор представил остальных членов совета. Мартен слушал вполуха. Он был в другом измерении, мысленно перебирая заготовленные аргументы. Накануне он смог ознакомиться со своим досье в тесном кабинете-клетушке. Он имел право делать заметки, что-то выписывать, но не фотографировать… Поди узнай почему. Из предосторожности ему пришлось отдать свой телефон секретарше, а та оставила дверь открытой, чтобы все время за ним наблюдать. Ровно полчаса, и ни минутой больше.

А он тем временем достал второй телефон, как ему советовали, и втихаря отснял все наиболее важные страницы, пока секретарша по своему вела весьма профессиональный разговор о йоге и о пользе пешей ходьбы, то и дело подкрепляя свои слова бодрым кудахтаньем. Сервас обнаружил, что в его досье не хватает страниц, и сказал об этом секретарше. Она сразу же спряталась за неотразимым бюрократическим аргументом: «это не по моей части». А вслед за этим наградила его изумительно лицемерной улыбкой, поправила на груди висящие на цепочке очки и принялась прихлебывать мятно-липово-ромашковый настой от стресса.

Любопытно, но, пробежав глазами сто страниц своего досье, он вдруг понял, что взволнован. Выходит, напрасно он уже собрался взойти на эшафот. Перед ним лежала вся его профессиональная жизнь – все переводы и продвижения по службе, все отчеты по расследованиям, его друзья, воспоминания, целый хоровод блестящих картин кружился у него перед глазами… И что же, эта жизнь, это ремесло, которое он так страстно любил и которому посвятил всего себя, – все это вдруг закончится? Был момент, когда он почувствовал, как глаза набухают влагой, и поднял голову, чтобы любительница йоги и успокоительных настоек, не дай бог, не заметила, что он готов расплакаться.

Потом они с дамой из профсоюза целый вечер просидели над этим досье. С позиции уголовного судопроизводства он был полностью оправдан: его признали не совершившим никакого преступления. Но это не освобождало его от необходимости предстать перед пэрами полиции, и он это знал.

Теперь он пытался представить себе, какие сведения из его досье могут использовать против него, кроме, конечно, того факта, что он, ничего никому не сказав, увез писателя Эрика Ланга из-под ареста, туда, где писатель погиб при пожаре. Во время разбирательства они базировались на своем любимом оружии: на закоснелом кодексе профессиональной этики, абсолютно неприменимом к живой работе «на земле». Если следовать этому кодексу, то на любого из французских сыщиков можно наложить взыскание.

– Капитан, – начал один из профсоюзных деятелей очень доброжелательным голосом, опустив глаза на свои заметки, – у вас весьма солидный послужной список… Не скрою, один из самых блестящих, какие мне доводилось когда-либо видеть.

– Благодарю, – сказал Сервас, стараясь продемонстрировать смирение и сдержанность.

Воротничок рубашки царапал шею. Рубашку он купил накануне. И галстук душил: надо было не так крепко затягивать узел. Он уже отвык носить галстуки.

– В своей профессии вы настоящая легенда. Пример для остальных. И не только в Тулузе, но и во всей полиции Франции…

«Эй, полегче, – подумал он, – не переусердствуй…» Он покосился на председателя совета и обомлел: тот впился в него ледяным взглядом, поджав губы. Не похоже было, чтобы он воспринял доводы профсоюзных представителей, которые уже минут десять расхваливали его и вспоминали все его достижения, его гуманный стиль руководства, специально задавая ему вопросы, ответы на которые без вариантов поднимут планку его оценки.

– Я полагаю, мы вас поняли, – перебил председатель совета непререкаемым тоном, потом повернулся к Сервасу. – Капитан, вернемся к интересующим нас фактам. Если не ошибаюсь, это уже не первое ваше отстранение от службы… Должен ли я напомнить вам о том, что произошло в прошлом году в госпитале в Австрии, где вы позволили себе незаконно воспользоваться оружием? А теперь еще и это…

На холодном и неподвижном, как маска, лице председателя совета была начертана абсолютная непреклонность.

– Мы собрались здесь для того, чтобы ответить на два вопроса, а вовсе не для того, чтобы восторгаться вашим послужным списком. А вопросы эти следующие: есть ли ваша вина в том, что спровоцировало смерть Эрика Ланга в том зернохранилище? Есть ли ваша вина в том, что произошло в австрийском госпитале в прошлом году? Резюмирую: являетесь ли вы компетентным и достойным подражания полицейским, как мы только что услышали, или же наоборот: вы офицер полиции, неспособный себя контролировать, и от вас надо избавляться как можно скорее.

И на него уставились зрачки председателя совета, похожие на шляпки двух черных гвоздей.

– Почему так долго? – спросил Сервас.