— Не ставил ты на ней своего фамильного тавра. Видит аллах, хотели мы породниться с тобой, но война решила иначе. Да приведет аллах твоего сына живым и здоровым к родному очагу, однако кто знает, сколько его придется ждать. А к Данизе посватался хороший человек. Не беда, что без руки: голова цела, и слава богу. Нынче с войны иначе не возвращаются: без ног, без глаз, без рук. Ты извини нас, Батырбек, извини и пойми. Я не одна прошу. Пятью устами просим. Кроме Данизы, у меня еще трое. Не лишай нас тепла и достатка…
Увидев названого свекра, Даниза не переступила порог, ушла за дом. По обычаю это означало уважение к старшему, признание его близким человеком. Батырбек почувствовал себя увереннее.
— Что ты просишь пятью устами, — понятно. — Он не повышал голоса, понимая, что каждое его слово и так доходит до слуха Данизы, притаившейся за углом. Пусть она поймет, как неправа ее мать, которая хочет запастись теплом за счет счастья дочери, отдавая ее за случайного человека. — Я беспокоюсь о твоей семье больше, чем о собственной. Кусок хлеба мне в горло не идет, если я знаю, что вы в нужде.
— Аллах вернет тебе твои благодеяния сторицей. Вернется наш отец, и мы в долгу не останемся. Но сейчас не взыщи. Не будет дочь ждать… — Услышанного оказалось достаточно, чтобы Даниза преодолела замешательство и решительно встала на пороге:
— Нет, мама, я буду ждать Айтека. Я поклялась и буду ждать.
— Слышала? — сорвался с места Батырбек, схватил девушку, обнял, прижал к себе. — Спасибо тебе, дочь. Ты отмыла мне лицо, родная. Я всегда знал, что ты достойная из достойных. Я твой слуга, остаток жизни посвящу тебе. Но здесь я тебя не оставлю. Поедем ко мне. Так надежней. Будем ждать вместе. Айтек не за горами, я знаю, где он. Мне Бахов говорил.
— От кого увозишь? От матери?
— От постылого жениха. Иначе не будет покоя ни ей, ни тебе, а мне уж тем более. Тебя тоже не оставлю. Дров надо — съезжу в лес, на мельницу — не поленюсь и на и на мельницу отправиться. И с поля вывезу вашу долю кукурузы.
— Захочет жених умыкнуть невесту, он ее и у тебя найдет. Не смеши людей, Батырбек. Ты немолодой человек. Видано ли, чтобы невесту привозили в дом, где нет жениха?
— Не видано — пусть видят.
Так и перевез Батырбек невесту в дом, а сам чуть ли не в батраки нанялся к матери Данизы. Делал все по хозяйству, хлев починил, сапетку для кукурузы на валуны поставил, чтоб мыши туда не пробрались. Съездит куда-нибудь — для нее прихватит щепотку соли, бутылку керосина; кусок мыла разделит пополам. Сначала женщина отказывалась от услуг свата, потом привыкла. Бывало, уйдет на птицеферму с ребятами на целую неделю, и спокойна: за домом присмотрят. Даже пастух по договоренности с Батырбеком вечерами сам загонял ее буренку в хлев, а утром забирал ее в стадо.
— Видит аллах, не дочь ты выдаешь замуж, а сама при живом муже мужа приобрела, — язвили любители почесать языками. Эти колкости не слишком досаждали матери Данизы, но причиняли боль жене Оришева, хотя она верила в добропорядочность своего мужа, за долгие годы ничем не омрачившего их супружескую жизнь.
Председатель фактически работал на два дома, но испытывал удовлетворение от сознания того, что таким образом сберегает счастье сына. Агроном, сватавшийся к Данизе, пытался воздействовать на Оришева через Чорова. Сельский Совет даже отправил письмо районному прокурору: так, мол, и так, — произвол, пережитки прошлого, объявился мелкопоместный феодал, распоряжается судьбами людей. Районный прокурор приезжал сам, расспрашивал сваху — не чинил ли Батырбек насилия над невестой?
— Дочь не в клетке живет. Захочет вернуться домой, никто ее не удержит. А лишиться заботы Батырбека не хочу, — отвечала Мима.
Так и жила Даниза у Батырбека. Прошло немало времени, пока вернулся Айтек, сейчас опять вот-вот придет повестка, заберут парня на фронт. Тогда жди конца войны. И Оришев-старший решил сыграть свадьбу — так, для отвода глаз, чтобы только было по закону и люди лишнего не болтали. А получилось настоящее торжество. И правда — гости-то какие!
2. СВАДЬБА
— Приехали! — крикнул кто-то в открытую дверь. Сидящие за столом притихли в ожидании достойных людей — таких, которые не входят в дом без того, чтобы о них не оповестили заранее.
В дверях появилась нарядная Кураца, а за ней, сияя свежим, красивым лицом, ее ближайшая подруга Апчара Казанокова. Все встали, кроме тамады, которому не положено подниматься с места ни при каких обстоятельствах.
— Сидите, сидите. Ради бога, не тревожьтесь! — мило улыбалась Кураца, но глаза ее говорили другое: «Вставайте, мужчины, женщина идет!»
— А гость всем гостям, оказывается, здесь! — Апчара ласково взглянула на Доти Матовича, протянула ему руку — Знала бы, что вы тут, не упиралась бы. А то не хотела ехать. Дел невпроворот. Готовимся к зиме.
— Я же говорила, что он обязательно будет на свадьбе, — засмеялась Кураца.
— Ты гадалка. Все знаешь.