Долина кукол

Пришлось пустить в эфир запись старого концерта. Студия объявила, что по техническим причинам бенефис Нили О’Хара в эфир не выйдет. Кевин не стал подавать на Нили в суд, но студия подала. Они заявили, что Нили была для них первой пробой – в новом сезоне запланированы телебенефисы многих знаменитостей, и, если Нили легко отделается, можно смело ожидать и других провалов. Нили запретили работать в течение года – в кино, на сцене, на телевидении и в ночных клубах.

Поначалу Нили было на это наплевать. Она вернулась в Калифорнию и зажила отшельницей возле своего бассейна. В газетах и театральных бюллетенях ругали ее беспощадно. Ее называли неуправляемой, кое-кто намекал, что она пьянствует. Все единогласно объявили, что ее артистической карьере пришел конец.

Иногда она целыми днями напролет не вылезала из постели, пока экономка почти силком не вытягивала ее к бассейну. Иногда она посреди ночи вскакивала в автомобиль и мчалась к какому-нибудь бару. Там она стояла у стойки, повязав голову платком, без всякой косметики, неузнаваемая, безвестная, прихлебывала пиво, счастливая тем, что может спокойно быть среди людей. Ей было все равно: денег у нее хватало, год пересидеть она могла без проблем. Потом все это забудется, она снова придет в форму и, может быть, выступит на Бродвее. Это было бы занятно. Она им всем еще покажет! Пока же она может есть, чего душа пожелает… и пить. И всегда под рукой чудесные желтые и красные куколки – а теперь еще и новые появились, c синей полоской!

Поведение Нили совсем выбило Энн из колеи. Первым ее побуждением было броситься вслед за Нили в Калифорнию. Нили была не в том состоянии, чтобы ее можно было оставить одну. Но нельзя же бросить свои собственные дела на телевидении… да и перед Кевином у нее были определенные обязательства. Энн чувствовала личную вину за тот номер, который выкинула Нили и который влетел в копеечку. Кевину пришлось заплатить за эфирное время, за рекламу, за оркестр, за сверхурочные – и он даже не мог компенсировать все это хорошей программой.

Но шли недели, и ее беспокойство за Нили притупилось. Каждый день работы в живом эфире требовал большой отдачи. Стали делать новые пробы в цвете, и по временам жар от осветительных приборов делался просто невыносим. И все же Энн никогда не приходило в голову уйти c телевидения – никакая другая работа ее особенно не привлекала.

Иногда в газеты попадали кое-какие сведения о Нили – иногда достоверные, чаще по слухам. Казалось, все сходились во мнении, что Нили занялась намеренным самоистреблением. И все же образ нервной, измученной Нили не укладывался в сознании Энн – она так хорошо помнила девчонку c горящими глазами, которая жила когда-то на Пятьдесят второй улице, прямо под Энн. В конце концов этот призрак, созданный Голливудом, исчезнет и настоящая Нили возвратится.

Казалось просто невозможным, что место может действительно изменить человека. Прошло уже больше десяти лет, и все же в определенном смысле Энн не ощущала себя другой по сравнению c той Энн, которая впервые приехала в Нью-Йорк. Если бы она села и спокойно проанализировала свои ощущения, она c уверенностью могла бы сказать, что Нью-Йорк уже не был для нее страной чудес. Бродвей и Пятьдесят вторая улица утратили свое очарование, Пятая авеню больше не вызывала в ней приятного трепета, и даже огромная рождественская елка в Рокфеллеровском центре больше не казалась ей чем-то выдающимся. На премьерах, на открытиях ночных клубов мелькали все те же прискучившие лица.

И все же этот мир был несравненно лучше, чем мир Лоренсвиля. В Лоренсвиле люди жили как в спячке, и жизнь проходила мимо. Она, по крайней мере, была там, где что-то происходило. И все же чего-то недоставало. Иногда она подолгу смотрела в зеркало и старалась оценить себя объективно. Изменилась ли она? Теперь она пользовалась косметикой. Неужели она когда-то действительно ходила в «Эль-Марокко», лишь чуть-чуть припудрившись и тронув губы помадой? Теперь без румян, теней и туши она чувствовала себя раздетой. А одежда? Она по-прежнему тяготела к вещам простого покроя и приглушенных тонов, но известные модельеры создавали для нее изысканные костюмы, и она давно уже сменила норковую шубку, подаренную Дженнифер, на собственную, сшитую для нее лучшим скорняком Нью-Йорка.

Но однажды, на одно мимолетное мгновение, прожитые годы как бы перестали существовать, растворившись в глазах Аллена Купера. Они встретились в «Колони» совершенно случайно. Она была c Кевином. Аллен представил им свою жену – красивую молодую женщину. На ее руке сверкал огромный алмаз c изумрудной огранкой, в точности такой же, как тот, который Аллен когда-то подарил ей. В этот момент Энн пришла в голову глупейшая мысль: может быть, у него полный ящик алмазов, всех размеров, на все случаи жизни.