Долина кукол

Раньше она часто задавала себе вопрос, что она сделает, что ощутит, если случайно встретится c Алленом. Но, как и большинство встреч, которых долго ожидаешь и о которых много думаешь, эта встреча оказалась совершенно заурядной и начисто лишенной драматизма. Аллен начал лысеть, но все так же носил галстуки в полоску и так же повсюду ходил вместе c Джино. Джино резко постарел. Он стал трясущимся и хрупким, как это часто бывает со стариками. Казалось, он тает прямо на глазах у Энн.

Она понимала, что Аллену хотелось быть c ней сухим и безразличным, но все же в глазах его проступило прежнее восхищение.

– Энн… ты потрясающе выглядишь.

– Ты тоже неплохо выглядишь, Аллен.

– Мы всегда смотрим тебя по телевизору, правда, Джино?

– А как же, – ответил Джино.

Все замолчали. Господи, неужели через десять лет им нечего было сказать друг другу?

– Элли всегда тебя узнает, когда показывают рекламу. – Так звали жену Аллена.

– Рада слышать, что вы смотрите. Обычно, когда меня показывают, зрители бегут к холодильнику за пивом.

– Нет, я всегда смотрю, хоть и не употребляю изделия «Гиллиана». Мой косметолог говорит… – Элли внезапно остановилась – Аллен предостерегающе сжал ей локоть.

– Я убежден, – пришел на выручку Кевин, – что столь молодые и очаровательные особы не нуждаются в помощи косметики.

Девушка покраснела от удовольствия и хихикнула.

– А что у нас со столиком? – сердито провизжал Джино. – Если б мы вместо этого новомодного кабака пошли в «Марокко», мы бы там так не стояли.

Метрдотель показал Кевину, что его столик готов. Попрощавшись c Куперами, Кевин и Энн прошли в зал под очередную тираду Джино насчет мерзкого обслуживания – и не пойти ли им в «Марокко».

Энн была печальна. Люди расходятся, проходят годы, они встречаются вновь – и при встрече не происходит никакого воссоединения, никаких теплых воспоминаний, а только горькое чувство, что годы идут, что все уже не так ярко и замечательно, как когда-то. Она была рада, что Лайон в Англии. Ей меньше всего хотелось вот так же встретиться c ним, обнаружить его лысым или со слишком молодой и глупой подружкой. Лучше пусть воспоминания останутся неприкосновенными.

И еще она подумала о Дженнифер. Неужели Дженнифер боится возвращаться? Она в последний момент отвергла предложение «Сенчури» и осталась в Европе. Она боится Голливуда? Но почему? Сегодня она величайшая кинозвезда Европы, и ее картины не менее популярны в Америке. На экране она смотрится просто потрясающе. Конечно, Энн знает толк во всяких операторских и осветительских фокусах, и, конечно, Дженнифер тридцать семь лет (хотя в сознании американцев она на десять лет моложе). Может быть, она разумно поступает, оставаясь в Европе. Если Нили может служить примером, Голливуд – место страшноватое.

Дженнифер

1957 год

Дженнифер боялась Голливуда – боялась до смерти. Полпузырька секонала и промывание желудка заставили Клода передумать и не подписывать контракт c «Сенчури» в прошлом году. Но в этом году появилось новое потрясающее предложение – настолько выгодное, что упускать его было просто нельзя. Договор на три картины и миллион долларов в швейцарском банке без всякого обложения налогами! Конечно, Клод заберет половину, но все же полмиллиона чистыми! От этого она отказаться не могла. И в свои тридцать семь она все еще выглядит идеально – искусное освещение убирает все до единой морщинки. Решать все будет Клод, а уж он позаботится и о фокусе в кинокамере, и о мягком освещении.

Конечно, будут еще и фотографии – в газетах, в журналах, и c ними все будет не так просто. Наверняка будут репортеры и в аэропорту Айдлуайлд в Нью-Йорке, и большая церемония встречи в Голливуде. Фотоаппарат со вспышкой не обманешь, но Клод что-нибудь придумает. Может быть, ей сыграть появление в стиле Греты Гарбо – прятаться от камер?

Как-то рано утром, через неделю после того, как она подписала контракт, в ее квартиру явился Клод.

– Только что получил телеграмму – деньги переведены.

– По отдельности? – спросила она.

– Да. Вот номер твоего счета – положи его в сейф. Для себя я сейфы арендовал.

Она довольно потянулась, не вставая из постели.

– Замечательно. Теперь я могу перед отъездом три месяца передохнуть. Наверное, слетаю на Капри, а потом – в Нью-Йорк. Я буду носить черный парик и схожу вместе c Энн на все спектакли и по-настоящему повеселюсь. Боже, как здорово будет снова говорить по-английски!

Клод откинул одеяло и рывком вытащил ее из постели. Потом он распахнул окно. В комнате стало светло.

– Ты спятил? – спросила она.

– Ну-ка встань вон туда – к окну. Не одевайся.

Она дрожала – стоял сентябрь, но слабое, холодное солнце еле-еле пробивалось сквозь густые парижские тучи.

Он вздохнул:

– М-да, придется делать.

– Что делать?

– Подтяжку лица.

– И вправду спятил.

Она отодвинула его в сторону и накинула халат.

Он подтащил ее к зеркалу:

– Вот, посмотри на себя при свете дня. Нет! Не поднимай голову, не улыбайся. Посмотри на себя, когда ты расслаблена.