Долина папоротников (СИ)

Боль, как и прежде, усиленная внутренними терзаниями, дала о себе знать с удвоенной силой… Он застонал, стиснув голову руками, откинул край одеяла и запалил огарок свечи.

Заметил кровь, проступившую сквозь бинты, — должно быть, случившееся ночью, растревожило раны — и улыбнулся воспоминанию.

А еще испугался: вдруг и это ему только привиделось. Вот только добрые сны редко посещали его… Ни одного припомнить не выходило. А значит, все было… с ним и Лиззи… с ними обоими.

Он обернулся, поглядев на нее долгим влюбленным взглядом, а после вышел из комнаты и пошел привычной дорогой: в сторону комнат для слуг.

Идти было тяжело… ныло все тело… в глазах странно двоилось…

Впрочем, не впервой.

Он постучал и буквально ввалился в отпертую дверь…

— Джейн, помоги! Сделай хоть что-то, — взмолился из последних сил.

— Идите на постель, — велела она.

И Аддингтон кулем упал на матрац, прикрыл измученные глаза.

И то ли он сам провалился в тишину, то ли в нее погрузилась комната целиком: только затихли все звуки, даже Джейн перестала суетиться, выбирая необходимое в шкафу. Он испугался, что с ним что-то не то и заставил себя приоткрыть глаза…

На пороге стояла Элиза.

Стояла там и смотрела…

С такой болью, таким осуждением в глазах, что он испытал потрясение.

— Элиза! — Она метнулась от двери, и Аддингтон из последних сил поднял себя на ноги. — Элиза, постой! Нам нужно поговорить.

Далеко, однако, он не ушел: кулем рухнул посреди комнаты и затих, словно мертвый.

Джейн вскрикнула. Отскочила на шаг, даже склянку выронила из рук. Глядела на распростертое тело хозяина в видимом ужасе…

— Альвину зови, — пробасил неожиданно выступивший из-за занавески Томас. — Чего вдруг застыла? Поторопись. — А сам подхватил Аддингтона подмышки и потянул его на постель.

— Что с ним? — услышал испуганный голос от двери. — Он будет жить?

— Сердце все еще бьется, — ответил мужчина, прикладываясь ухом к хозяйской груди. — Должно быть, все дело в его голове… Ну, знаете, этих мигренях, что его донимают.

— Мигренях? — переспросила Элизабет. — Я ничего об этом не знала.

— Хозяин не любит об этом распространяться. Там что-то с глазами, понимаете? Ему нельзя без очков.

— Нельзя без очков… — повторила за Томасом Лиззи.

«Однако, чтобы порадовать вас, я готов сделать небольшое отступление от собственных правил: обещаю давать вам возможность видеть себя без очков. Возможно, таким образом вам станет легче привыкнуть ко мне, увидеть в моем лице не просто переменившее жизнь недоброе обстоятельство, но хотя бы доброго друга, искренне к вам расположенного».

Слова припомнились так явно, словно только что Аддингтоном произнесенные…

— А Джейн и… — она только теперь рассмотрела одеяние Томаса. И знала, что в комнату он не входил: сама вернулась, едва услыхала грохот падения. А значит…

Он был только в исподнем.

— Мы с Джейн, как бы это сказать, — замялся мужчина, — любим друг друга.

Элизабет не сразу уразумела услышанное… Оно как будто просачивалось в сознание мелкой капелью. И вдруг ярко вспыхнуло… изогнуло губы в улыбке. От нахлынувшего вдруг облегчения даже в глазах потемнело… Она подошла и присела на край постели подле бесчувственного супруга. Взяла его за руку.

Джейн и Томас…

Джейн была с Томасом в северном крыле…

Джейн целовалась в дровнике с ним же.

Мысль эта, на разные лады проигрываемая в ее голове, оказалась воистину благотворной: отчаяние, с которым она выслеживала супруга в его ночной вылазке по замку, сменилось восторгом более острым. Счастьем столь явным и безграничным, что даже терзавший его мучительный недуг не смог этой радости омрачить.

Если только случившееся прежде не было обманом (а оно было воистину необыкновенным), они найдут силы справиться с чем угодно…

Вместе они справятся с чем угодно.

— Где этот глупый ребенок? — проворчала Альвина, показываясь на пороге. Прошла сразу к постели и приступила к осмотру. — Говорила ж ему, негоже вам без очков на свету появляться, к хорошему это не приведет, так нет же, и слушать не захотел. Жене, видите ли, угодить он желал… Влюбленный мальчишка, не иначе. — И она одарила хозяйку осуждающим взглядом. — Вот, поглядите, к чему это привело. Довольны теперь?

— Я ничего об этом не знала.

— А следовало бы…

Старуха приподняла Аддингтону рубашку и, различив проступившую на бинтах кровь, только головой покачала.

— Так и знала, к добру такие усилия не приведут. Но он, само собой, удержаться не мог… — и снова зыркнула на хозяйку.

Лиззи, смутившись сильнее прежнего, поспешила произнести:

— Он только сказал, что не терпит яркого света… Могла ли я даже представить, насколько все это всерьез. Что с ним, скажи мне, Альвина?

Старуха нехотя отозвалась.

— Боли головные его донимают да сны нехорошие снятся. Разве не замечали, как он переменился? Мы с Джейн как могли ему помогали, да все то без толку, коль сам поберечься не хочет. И все ради вас…

— Перестань, Альвина. — Голос супруга заставил Лиззи поглядеть на него. — Элиза ни в чем не виновата.