Долина Пламени

Она помнила только, как в то время, когда оно поглощало принесенную пищу, вокруг нее снова закружилась темнота, расцвеченная маленькими вспыхивающими огоньками. В ее голове замелькали его воспоминания, как будто их разумы составляли одно целое. На этот раз Джейн видела все более отчетливо. Она видела огромное крылатое существо, запертое в сверкающей клетке; она вспомнила то, что вспоминал Раггедо, — так, как это помнилось ему; она прыгнула вместе с Раггедо, почувствовала, как бьются вокруг нее крылья, ощутила, как раздиравший ее голод вгрызался в тело; жадно набросилась на булькающую струю горячей, сладкой и солоноватой жидкости…

Воспоминания переплетались, перепутывались одно с другим. Смешивались, менялись и жертвы Раггедо; существо с перьями и крыльями превратились в зверя со страшными когтистыми лапами, увертливого и скользкого, как змея. Пока Раггедо ел, все его жертвы становились в его воспоминаниях одним целым.

Уже под конец ненадолго вспыхнула другая картина. Джейн оказалась в огромном саду, где качались высокие — выше нее — цветы, между которыми молча двигались фигуры в капюшонах. На лепестке одного из гигантских цветов, прикованный к нему ярко сверкающими цепями, беспомощно лежал человек с рассыпавшимися светлыми волосами. Джейн казалось, что она сама, закрытая капюшоном, шагает между молчаливых фигур, а он — оно — Раггедо — в другом обличье идет рядом с ней в направлении жертвы.

Человеческое жертвоприношение всплыло в его памяти впервые; Джейн хотелось бы узнать об этом побольше. Угрызений совести она, естественно, не испытывала: еда есть еда. Но это воспоминание незаметно сменилось другим, и она так и не увидела конца. Правда, по сути, это было и незачем: все воспоминания заканчивались одинаково. Может, это было для нее и к лучшему, что Раггедо не слишком долго задержался именно на этом эпизоде своих кровавых трапез.

«Семнадцать, восемнадцать,
Мы идем купаться,
Девятнадцать, двадцать…»

Пошатываясь, чуть не падая, шла она обратно по балкам, с пустой миской в руках. На чердаке пахло пылью; это помогло ей избавиться от оставшегося в ее памяти тошнотворного запаха крови…

Когда дети вернулись, Беатрис только спросила: «Была?», и Джейн кивнула. Табу, однако, не было снято. Обсуждать подробности они не собирались, если в этом не возникнет необходимости. А сонная, вялая пульсация в доме, психическая пустота ложного дядюшки — неопровержимо доказывали, что опасность снова предотвращена — на какое-то время…

— Почитай мне про Маугли, бабуля, — попросил Бобби. Бабушка Китон уселась, протерла и надела очки и взяла книжку Киплинга. Понемногу и остальные дети, зачарованные сказкой, собрались вокруг.

Бабушка Китон читала о гибели Шер-Хана: о том, как в узкое, глубокое ущелье согнали скот, чтобы привлечь тигра, и о том, как массовое бегство животных, от которого чуть не дрожали горы, превратило убийцу в кровавое месиво.

— Что ж, — сказала бабушка Китон, — закрывая книжку, — таков был конец Шер-Хара. Он умер.

— Нет, не умер, — сонно проговорил Бобби, поднимаясь.

— Разумеется, умер. Мертвее не бывает. Стадо растоптало его.

— Только в конце, бабуля. Если начать читать сначала, Шер-Хан снова будет там.

Бобби, конечно, был слишком мал, чтобы иметь ясное представление о смерти. Иногда ведь его убивали, когда они играли в индейцев, — конец не безвозвратный и не стоящий сожалений. Смерть — абсолютное понятие, которое можно постигнуть лишь на основании личного опыта.

Дядя Лью, покуривая свою трубку и играя в шахматы с дядей Бертом, подмигнул ему — на загорелой коже возле глаз собрались морщинки. Дядя Берт, кусая губы, долго думал над каждым ходом, и все-таки он проиграл. Дядя Джеймс подмигнул тете Гертруде и сказал, что не худо бы прогуляться, — как она на это смотрит?

Она смотрела положительно.

Когда они ушли, тетушка Бесси, засопев, подняла голову.

— Ты только понюхай, как от них несет, когда они вернутся, ма, — сказала она. — Как ты это терпишь?

Но бабушка Китон лишь усмехнулась и погладила волосы Бобби — тот уснул у нее на коленях; руки его сжались в маленькие кулачки, на щеках играл легкий румянец.

У окна возвышалась костлявая фигура дяди Саймона. Не произнося ни слова, он глядел на улицу между занавесок.

— Ложитесь пораньше, дети, — сказала тетушка Бесси, — если мы собираемся завтра утром в Санта-Барбару!

Вот так.

ГЛАВА 4 Конец игры

К утру у Бобби поднялась температура, и бабушка Китон наотрез отказалась подвергать его жизнь риску поездкой в Санта-Барбару. Это ввергло Бобби в глубокую печаль, но зато разрешило проблему, над которой дети много часов ломали голову. Вдобавок по телефону позвонил папа Джейн и сообщил, что приедет за дочкой в этот же день и что у нее теперь есть маленький братишка. Джейн, у которой не было иллюзий насчет аистов, вздохнула с облегчением, надеясь, что ее мама не будет больше чувствовать себя больной.

Перед завтраком в спальне Бобби состоялось совещание.

— Ты знаешь, что делать, Бобби, — сказала Беатрис. — Обещай, что сделаешь это.