«Долина смерти». Трагедия и подвиг 2–й ударной армии

У Северной дороги и узкоколейки противник к 25 июня сдавил окруженные войска на пятачке в 1,5–2 км в районе Дровяной Поляны, а также между Полистью и Глушицей. Общего командования не было, однако отдельные подразделения и группы четырех дивизий и двух стрелковых бригад продолжали выполнять свой долг и драться с врагом. Через их боевые порядки еще двигались к коридору выходившие из окружения. Наконец, людской поток почти иссяк, а приказа о выходе арьергарда все не было. Когда пришел приказ К. А. Мерецкова об общем прорыве всей армии, люди поняли, что ждать больше нечего, отдельного приказа для них не будет и все–таки еще целый день они обеспечивали выход армии, прикрывая коридор с тыла. Наконец, в ночь на 25 июня, как рассказывал бывший врач 1102–го полка 327–й дивизии М. М. Бочаров, «бойцы и командиры нашего полка и других подразделений дивизии стали организовываться в группы для выхода из окружения. Одни предлагали идти лесами, другие — воспользоваться местом прорыва, кто–то собирал группу для прорыва линии обороны немцев. Действительно, был очень небольшой проход по болоту, где невозможно создать сплошную линию обороны. Но этот участок подвергался непрерывному артиллерийскому обстрелу.

Сначала наша группа, — продолжает М. М. Бочаров, — имела не менее сотни людей, но единого командования не было. После обстрела артиллерией из большой группы осталось не более семи–восьми человек. Возглавил нашу небольшую группу хорошо мне знакомый командир батальона 1102–го стрелкового полка Пилипенко. Он сказал, что требует беспрекословного подчинения, кто с этим согласен, тот пойдет с ним. Остались только все с 1102–го полка: Пилипенко, врач Н. Башкирцев, я, старшина Д. В. Шапошников, ординарец из штаба полка со знаменем полка и еще несколько человек, которых я не помню»¹⁴⁶.

Обстоятельства выхода группы Пилипенко описал в воспоминаниях старшина Д. В. Шапошников: «В течение ночи перебежками нам удалось выйти к своим. 22 июня я видел, как солдаты комендантского взвода во главе со старшиной У. Агибаловым сжигали деньги, облигации, документы. В ночь с 24–го на 25–е июня наш отряд, возглавляемый командиром батальона нашего полка Пилипенко, двинулся вдоль узкоколейки по направлению к Мясному Бору. Кругом взрывы, огонь. Немецкие автоматчики стали стрелять по нам трассирующими пулями. То здесь, то там падали наши товарищи. Я шел плечом к плечу с военврачом М. М. Бочаровым. Сначала мы прятались, то за деревья, то за другие предметы, пригибались, а потом поднялись во весь рост и с крепким словцом двинулись прямо навстречу шквалу огня. В нас стреляли и мы стреляли. Дым, грохот, стрельба, стоны раненых, отборная русская ругань, крики на немецком языке, ноги как чугунные, грудь раздирает от нехватки воздуха, пот заливает глаза, лицо, гимнастерка и брюки прилипли к телу, и мысль, похожая на мольбу, — только бы пробиться, только бы пробиться к своим!

Где мы ползли, где бежали и шли, — ничего не помню, но врезался в память комичный случай. Среди этого кромешного ада вижу: сидит наш солдат на вещмешке и, не обращая внимания ни на что и ни на кого, спокойно жует сухарь. Пристроился ли он к нам или остался навеки в Мясном Бору — не знаю»¹⁴⁷.

Вслед за прорывом группы воинов 1102–го полка на прорыв утром 25 июня двинулись все, кто еще оставался в окружении в районе коридора. В общем потоке людей находился комиссар артбатареи 1102–го полка старший политрук П. В. Рухленко. Он подробно описал эти события, причем его рассказ является единственным свидетельством человека, прошедшего коридор одним из последних. Предоставим ему слово: «Руководства частями и соединениями со стороны командования и военного совета 2–й ударной армии по существу не было. Выход оставшихся войск происходил при руководстве командования частей и подразделений, — сообщает П. В. Рухленко, а в

отдельных случаях это движение на выход через Мясной Бор принимало стихийный характер. Особенно, когда пошла толпа людей, а враг в упор обстреливал продвигающуюся массу бойцов и командиров /…/

Справа от нас находилась другая стрелковая дивизия, которая снималась с занимаемого рубежа и направлялась на выход. Точнее, это были остатки дивизии. При этом подошла и наша очередь. Мы пошли через торфяник и приблизительно через 500 метров вошли с другими подразделениями в мелкий кустарник. В этом кустарнике противник внезапно обстрелял нас минометным огнем /…/ Погиб майор Белов, а его ординарец Деревянко остался жив /…/

В дальнейшем мы вошли уже в коридор, который в длину был свыше 5 км, а по ширине 300–400 метров /…/ Справа и слева поднимались ракеты. Мы считали, что это противник бросает ракеты, а после узнали, что ракеты бросали наши бойцы для обозначения нам направления выхода. На первых шагах нашего движения мы попали в колонну штаба и политотдела соседней дивизии, которая шла от нас слева /…/ То и дело стали попадаться по ходу движения убитые и раненые /…/