Случилось это четвертого февраля тысяча восемьсот семьдесят пятого года. Зима тогда выдалась суровой, глубокий снег лежал на склонах и в ущельях гор Гилмертон. Но поскольку железнодорожное полотно ежедневно чистили паровой машиной, то и в этот день вечерний поезд, доставлявший шахтеров с многочисленных шахт в поселки, натужено пыхтя, медленно полз из Стагвилла, расположенного в долине, вверх по крутому склону, туда, где находилась Вермисса, мелкий городишко, который волею случая сделался центром местной угледобывающей промышленности. Из Вермиссы дорога, извиваясь между отрогами, шла вниз, в Бартонз – Кроссинг, Хелмдейл и в чисто сельскохозяйственный регион Мертон. Дорога была одноколейной, со множеством запасных путей, где стояли вереницы вагонов, груженных углем и железной рудой – богатством здешних мест, давшим им жизнь. Ради него в этот некогда дикий и безлюдный край со всех Соединенных Штатов Америки ринулись толпы искателей счастья.
Пустынное бесплодное место. Пионеры, прибывшие сюда из прерий, привыкшие к покрытым пышной растительностью цветущим пастбищам и журчащим ручейкам, замирали от страха, видя перед собой лишь черные глыбы скал и стену непроходимого векового леса, над мрачной полосой которого возвышались горы с покрытыми толщей льда и снега вершинами. Вот здесь-то, среди этих каменных громад, и катился сейчас маленький поезд, направляясь в длинную, извилистую долину, окруженную со всех сторон горами.
В первом из пассажирских вагонов, длинном и грязном, с грубо сколоченными лавками, только-только зажгли слабенькую керосиновую лампу. Из двух-трех десятков человек, находившихся в вагоне и ехавших в поселок, большинство было разнорабочими, а человек десять шахтерами. Последних можно было распознать по черным разводам на лицах и лампах, висящих у пояса. И разнорабочие, и шахтеры возвращались домой после смены. Все они сидели маленькими тесными группками и вполголоса разговаривали, беспрерывно дымя трубками и самокрутками, и бросая вороватые взгляды на двух мужчин, пристроившихся особняком от остальных пассажиров. Судя по униформе и значкам, это были полицейские. Стоит также упомянуть, что в числе пассажиров находилось несколько работниц да двое местных торговцев. В углу вагона одиноко сидел молодой человек. Вот он-то нас с вами, дорогой читатель, и интересует. Вглядись в него получше, дорогой читатель, занятие стоит того.
Широкоплечий, среднего роста, на вид лет около тридцати или чуть меньше. Большие выразительные глаза за стеклами очков, любознательный взгляд. Молодой человек с интересом рассматривает пассажиров вагона, все ему здесь в диковинку, все любопытно. Нетрудно предположить, что он общителен, прост, и что ему очень хотелось бы тотчас со всеми перезнакомиться. Люди такого склада не выносят и не любят одиночества, им нужно постоянно с кем-нибудь говорить. Губы молодого человека частенько складывались в мягкую застенчивую улыбку. Неоперившийся птенец, еще не хлебнувший суровых тягот жизни вот что сказал бы о нем человек ненаблюдательный. Однако если б кому-нибудь вздумалось повнимательнее изучить лицо молодого человека, то он был бы удивлен волевыми складками у рта и резко очерченным подбородком. За простоватым выражением лица угадывался сильный характер и внутренняя сила. Физиономист сказал бы, что этот молодой симпатичный ирландец с каштановыми волосами определенно оставит после себя след, а уж каким он будет, хорошим или плохим это зависит от общества, в которое он попадет.
Сделав несколько робких попыток заговорить со своим соседом, шахтером, и получив односложные резкие ответы, молодой человек погрузился в молчание, состояние явно ему не свойственное, и принялся задумчиво рассматривать расстилавшийся за окном унылый пейзаж. Печальное то было зрелище. В надвигавшихся сумерках стали видны языки пламени в печах на склонах гор. По обеим сторонам узкоколейки высились огромные кучи шлака и золы, над которыми сторожевыми башнями вставали вышки угольных шахт. Местами виднелись ряды крохотных деревянных домишек со светящимися оконцами – это многочисленные полустанки начинали заполняться своими временными обитателями, усталыми и черными от копоти. Железоугольные долины округа Вермиссы – это вам не курорт, не место для неженок, привыкших к комфорту. Здесь повсюду шла безжалостная борьба за существование, во всем оставлявшей свои неприглядные следы. Тяжелая, грубая работа требовала себе точно таких же исполнителей – грубых, привыкших к тяжелым условиям.